Золотая лихорадка
Шрифт:
Иван слушал, как Корф перечислял фамилии хозяев крупных фирм: Второва, Кунста и Альберса, Линдхольма, Чурина… Помянул и его, обратившись к Ивану и любезно блеснув очками.
Барон Корф происходил из старинного рыцарского рода. В последние два века потомки этих рыцарей обрусели и дали Российской империи целый ряд выдающихся деятелей. Слухи об этом примчались на Дальний Восток, прежде чем приехал сам новый генерал-губернатор. И вот теперь, через несколько лет, присмотревшись к новому месту, Андрей Николаевич созвал наконец в Хабаровске первый съезд местных деятелей. Он видел в этом зачатки будущего демократизма [1] .
1
А.П.Чехов
Генерал-губернатор сошел с кафедры и сел под портретом Александра Третьего, изображенного во весь рост.
Рядом с Бердышовым сидел известный подрядчик Битинов.
Он очень высок ростом, у него одутловатое, красное лицо, острый нос и бледные глаза, которые он держит полузакрытыми.
Все присутствующие сидят в креслах, расположенных в беспорядке, что усиливает впечатление от этого собрания тузов и военных чиновников. В этом кажущемся беспорядке сидят хозяева миллионов, пароходов, рудников, приисков и портов.
У Битинова ширококостная лапа здорового русского мужика, закинутого судьбой за тридевять земель. Не подходили эти лапищи и широкие плечи к одутловатому лицу опившегося тюремного надзирателя.
Иван знал, сколько рюмашек пропустила эта туша со здешними и нездешними чиновниками и при окончании дел, и при начале, а по их ходу – несть числа…
Битинов неразговорчив, груб, но не со всеми. На что-то целится сейчас. Бердышов почуял это, едва скользнув взглядом по бугроватому, выбритому лицу Битинова. Он, конечно, метит на субсидии. Как охотник, знающий, что зверь близко, он держит ружье наготове и глаз на мушке.
Он тоже вел дела с бывшими каторжниками, с японцами, немцами и китайцами. Одним он умел уступить, у других вырвать. Но, видно, более всего его занимало то, о чем сейчас упомянул его превосходительство – правительственные субсидии. на них-то и щурил Битинов опухший глаз. Ему только мешал немного золотопромышленник Иван Карпыч Бердышов, сидящий впереди него в кресле.
Битинов знал, что на таком болоте, как здесь, без водки жить никто не захочет. Сюда надо завозить спирт, водку, и все пойдет. И нужны заработки на водку. Взяло правительство себе в голову занять это болото, пусть платит. А мы справимся! Но дай государственную денежку!
– Я позволил себе, господа, некоторую историческую аналогию… – говорил штатский генерал с бакенбардами, – на рубеже нашего отечества, пробуждая в пароде предприимчивость и самодеятельность, склонность к промыслам…
Потом на кафедре появился молодой Петр Иванович Гаодапу. Он в безукоризненном костюме, в золотых очках, которые очень идут к его черным блестящим волосам. Молодой Гаодапу быстро разгорячился:
– В нашем крае, господа, находится каторжный остров. Все, что есть преступного в государстве, выброшено туда… – Красивая стриженая голова молодого капиталиста вежливо поворачивалась на сторону, – наш долг – помочь несчастным, дать им заработки, втянуть их после освобождения в трудовую жизнь… – Потом он говорил, что необходимо защитить русскую торговлю, которая может развиться и успешно конкурировать с иностранной.
… Иван встречался в Петербурге с морским министром
Почему? Иван понимал почему.
– В нашем крае нет ремесленников, – продолжал молодой Гаодапу, – а уровень населения высок, и все это не может не беспокоить правительство.
На кафедре появился старик Тифуптай.
Молодой Гао и Тифуптай, как не раз замечал Иван, держались друг с другом холодно. Гао строил в Хабаровке двухэтажный магазин. У Тифуптая были магазины во всех городах.
Он построил мельницу, не хуже Кешкиной, которая молола отличную белую крупчатку для китайцев, не евших черной муки.
Тифунтай вытер лысину платком и, любезно улыбаясь всем, как добрым старым знакомым, сказал, что просит покорнейше обратить внимание на его мнение о том, что железнодорожную магистраль надо проводить из Забайкалья на Дальний Восток по китайской территории. Создавать в Китае свою коммерческую сферу влияния, вытесняя постепенно английский и французский капитал и действуя заодно с капиталом германским и американским, как с более молодым… Необходимо строить прямую дорогу, господа! Я представляю свое подробное мнение об этом предмете в Транспортную комиссию.
Говорили о виноделии, о морских промыслах, о том, что полиция ограничена здесь в средствах передвижения, что нет еще настоящего судостроения, что мала добыча золота, большую часть его старатели сплавляют за границу, и через китайцев идет оно в Шанхай и в Англию, когда могло бы идти в казначейство. Надо лишь разрешить сдачу золота на выгодных условиях.
На комиссии промышленников приморский купец Семенов кричал, что нет опытных штурманов и шкиперов, что нужно открывать мореходную школу и школу переводчиков японского и китайского.
– Ничего нет!
– Немецкая фирма фрахтует суда и устанавливает рейсы с Японией. А мы?
– Поселенец мед привез, и пасека у него хороша. Липовые леса там тянутся на сотни километров… А сбыт? А транспорт?
Говорили о вывозе в Китай морской капусты и трепангов.
В перерыве Афанасьев сказал:
– Золото боятся дать нам в руки! Боятся! Ну не дурак ли наш царь!
– Он не дурак, – ответил Бердышов. – Мы маленько придурковаты.
– Ей-богу, дурак. Экий бычина, – кивнул Кешка на портрет. Он приложил два пальца к бровям, как бы показывая, что царь-то узколобый.
– Паря, далеко все это от нас. Какое нам с тобой дело? Неужели мы здесь не приспособимся. Эх ты, революционер!
– Конечно, я бы хотел…
Чихачев еще рассказывал Ивану, что граф Муравьев всегда говорил: нужна железная дорога. Нет! Не дали и не помнят! Не помнят, пока англичане не построили из Канады в Колумбию через материк. «Проливы нам! Такая война, жертвы! Амур забыт. Да грош цена проливам и Босфору по сравнению с Дальним Востоком!»
– А царя убили, – сказал Кешка.
«Царя убили, – подумал Иван. – Убили царя!» Иван хотел бы сказать, что не субсидии нужны. Что субсидии привлекают сюда нахлебников. Что каторга губит край. Порто-франко отменять нельзя. Но он знал, что идет буря и что в большом деле трудно будет устоять лишь своим умом.