Золотая лихорадка
Шрифт:
Голубоглазая, полноватая Люба спокойно слушала, смутно понимая, о чем речь. Словно вспомнив о чем-то нужном, она встала в удобный миг и вышла.
– Губернатору хочется приободрить русский капитал супротив иностранного, – продолжал Кешка.
– И ты хочешь?
– Паря, я не пропущу!
– Конечно, чем же ты не руцкий капитал, – отозвался Иван. – Маленько скуластенький, Кеша! А помнишь, как ты, бывало, все пел: «День я му-у-учусь, ночь страдаю и спа-кою не найду…»?
Иван вскочил, ударил себя ладонями по коленям и спел, пританцовывая:
Эх,Люба внесла кувшин молока с ледника.
– Иван. А как ты думаешь про революцию? – спросил Кешка.
– Я, паря, не думаю.
– У нас в Благовещенске, особенно молодые и грамотные, говорят, что царь не нужен, тем более что мы так далеко, что все законы несправедливые, одни глупости и что тут народ жив только тем, что не соблюдает законов и хищничает. А установить здесь своего начальство не в силах, кругом тайга, попробуй в нее пролезть.
– А ты знаешь, японцы ко мне за рыбой ходили, ходили, а потом вдруг однажды – стой! Телятева назначили к нам в Николаевск окружным начальником. Запрет! «Какое имеете право?» Столько было возни. Заставили японцев платить за въезд к нам. Они теперь покупают билеты. Паря, как в театр. На другой год опять все по-другому. Опять деньги с них. Но небольшие деньжата.
– В тайге у нас на Зее есть деревня – живут дивно. Приехало начальство: «Почему вы так хорошо живете? Мы к вам столько лет не ездили, думали, что совсем пропали. А у вас скот, пашни, народ здоровый». – «А это, батюшка, потому, что начальство десять лет к нам не наезжало», – вот как ответили.
– Ты же царский казак, капиталист и слуга отечества, паря, тебе не страшно?
– А че страшно?
– Такие рассуждения. Ты же присягу дал? Ты должен начальство уважать.
– Делов контора! Это когда было. Я мельницу ставил, никакой присяги не давал.
– У нас Егор-Штаны давно еще исправнику сказал то же самое.
– А тот?
– Маленько рявкнул на него.
… Приятели ехали в американке в собрание. Кешка снял с Ивана шляпу и щелкнул его по затылку.
– Шея стала как у бычины.
– Под гору едем, а ты с утра балуешься, – ответил Иван. – Я же вожжи держу, и гляди, где едем. Не могу дать сдачи. Схватимся и на потеху всему городу станем возиться и оба полетим с обрыва в Амур. Паря, несправедливо поступаешь.
Кешка захихикал от удовольствия.
– Как тебе не стыдно, паря, а еще в миллионеры метишь, субсидия ждет тебя.
В двухсветном просторном зале собрания барон Корф обратился к приглашенным на съезд с речью:
– Господа! Мы с вами являемся деятелями в богатейшем девственном крае, где вашими неусыпными трудами и подвигами во имя отечества внедряется цивилизация…
Иван накануне был у барона Корфа, в то время как Афанасьев со скуки бродил по городу, как молодой и бедный.
Губернатор познакомил Ивана
Сейчас, когда в двухсветном зале губернатор говорил речь, Иван думал о своей жизни. Давно уже его упрекали, что он разбрасывается, не займется каким-нибудь одним делом как следует. Ему советовали переезжать из Николаевска, обещали большие выгоды.
Да, уехали чиновники, переведены управления, много домов опустело, черные провалы окон зияют там, где жили люди, висели занавески, дети и девицы поглядывали из-за них.
Иван привык к своему северному студеному краю. «Что же будет, если я уйду? Перекинуться за субсидиями во Владивосток? Да, здесь тепло, липа цветет». Ивану приходилось бывать в Самарской губернии, под Москвой, в Петербурге. Знал он и горячие ночи Калифорнии, и стук барабанов, и треньканье мексиканских гитар, видал испитых, иссушенных неудачами, больных, затемненных страстью к золоту людей всех цветов кожи и во всяких одеждах. Видал сытых, гордых, удачливых, великодушных, в хороших экипажах с красивыми женами и дочерьми. Видал, как на биржах покупают ценные бумаги и золото.
Вчера молодой генерал сказал ему, что Владивосток со временем так же разовьется, как Сан-Франциско. А может быть, и обгонит его. Генерал говорил, что придется открывать со временем пароходную линию Владивосток – Сан-Франциско…
«Владивосток – Сан-Франциско?» – думал Иван.
Речь губернатора была обстоятельная и дельная. Он говорил о предстоящем промышленном развитии края, о том, что для этого нужна рабочая сила, что городам нужны ремесленники. Необходимо построить порты, развить пароходство, построить мастерские для ремонта кораблей и оружия.
При этом Корф умел строго диктовать свои прогрессивные взгляды и держать на почтительном расстоянии от себя тех, кто его выслушивал.
… Чисто выбритый, в черном костюме с накрахмаленным воротничком, сидел Иннокентий Афанасьев неподалеку от дубовой кафедры, с которой губернатор уже не раз обращался прямо к нему, словно Кешка был в чем-то виноват…
– Господа, наше собрание имеет историческое значение. Оно носит чисто совещательный, но представительный характер. Все ваши предложения и настояния будут мной приняты во внимание, изучены и взвешены. Хотя мы еще не можем считать наше решение обязательным для правительства, но значение их велико и польза несомненна…
Тут не было дворянства в этой необыкновенной области, и Андрей Николаевич Корф желал со всей искренностью сделать все возможное для ее развития. Он угадывал неизбежность введения конституции в государстве, установление более самодеятельного управления в империи и полагал, что кладет здесь один из краеугольных камней ее будущего. Он читал на всех языках все, что писалось о колонизации Канады, Австралии и Америки. Отсутствие дворянства давало ему надежду… Здесь руки у него были свободнее, чем у губернаторов в дворянских губерниях.