Золотая лихорадка
Шрифт:
Назревала непредсказуемая дуэль, где все зависело только от мастерства бойцов. И Филатов, повинуясь скорее инстинкту, нежели трезвому расчету, нажал на тормоза и вывалился из дверцы. В тот же миг лобовое стекло брызнуло осколками. Филатов оттолкнулся от асфальта, прыгнул в кювет и тут же дал очередь по притормозившей «ауди», в которой, как он успел заметить, сидели четыре человека.
Их пули в основном пролетали поверх его головы, лишь немногие взбили фонтанчики пыли прямо перед носом Филатова.
Он же всадил в неподвижную мишень всю обойму из сорока
Оставшийся в живых противник (или противники – Юрий видел на дороге только два распростертых тела) залег за машиной, в кювете. «Разборка» затягивалась. С минуты на минуту на дороге могла появиться милиция, привлеченная взрывами и стрельбой. Со стороны десантника проходил лес, но люди Логвиненко залегли по краю поля. И тогда Юрий решил устроить иллюминацию. Он прицелился и дал несколько коротких очередей по тому месту, где у «ауди» находился бензобак. На месте машины расцвел огненный цветок, и Юрий, не дожидаясь, пока на землю упадут обломки машины, которую буквально разворотило взрывом, метнулся под прикрытием огня через дорогу. И нанизал на пику очереди обоих оставшихся парней, не успевших прийти в себя.
Дуэль была окончена.
Филатов забрал из своей машины вещи, с сожалением посмотрел на автомат (его приходилось оставить), стер с него отпечатки пальцев, подобрал пистолет одного из убитых, браунинг, в обойме которого оставалось четыре патрона, и отправился через лес к станции электрички.
Перрон был пуст, только на лавочке под навесом клевал носом какой-то мужик с авоськой, из которой торчала бутылка, да за путями у забора играла с котенком девчушка лет семи. Все вокруг было сонным, мирным. До Филатова, оставившего семь трупов в нескольких километрах отсюда, казалось, никому не было дела.
Филатов вдыхал эту тишину, этот покой, этот тысячелетний сон России, думая, что долго не увидит ни кур, купавшихся в пыли посреди улицы, ни покосившихся заборов, ни поддатого мужика с авоськой.
Из-за поворота показалась электричка. Юрий зашел в вагон, сел на свободное место.
«... Семь трупов. За пять минут, если не меньше. Я им ничего не сделал, они мне ничего не сделали... Никто не виноват. Вот, холера, выпить хочется».»
– Мужики, налейте стакан, сотню дам... Спасибо, дай вам Бог здоровья.
«Хороша самогонка. Первач, видно. Вот, не боятся в вагоне пить, зная, что первый же мент прицепится. А ведь они ему тоже ничего не сделали. А он привяжется, потому что так надо. Иначе – все будут равны, все будут бедны и все будут видны. Как на ладони. Все. До одного. Без исключений...
Кайзер, например. Что я о нем знаю? Ничего. Это писатель, который будет про меня лет через... надцать писать, этакий Андрей Воронин, все про него разузнает, досье составит, уголовное дело посмотрит... Если позволят. А я знаю только одно: что он сволочь. Ловит таких вот, как я... Отмеченных. И использует. Еще, что ли, попросить? Нельзя, лететь надо. В небеса обетованные. Попал бы я в Париж, коль не стал бы людей убивать?.. По справедливости, мне сейчас умереть надлежит. Хотя я до сих пор же не умер... Вот, холера! Отчего накатило-то?»
Филатов вышел в тамбур покурить. Затянувшись пару раз, он увидел, как из соседнего вагона появился попрошайка, измученного вида мужичонка. В руке он держал засаленную кепку, непременную принадлежность своего ремесла. Нищий потоптался около Филатова, тот положил в кепку сотню. Мужичок не уходил, принюхивался, потом мелко затрясся, как юродивый.
– Порохом, порохом от тебя пахнет! А степная трава пахнет горечью... – выдал он и опрометью убежал в откатившуюся на повороте дверь...
Юрий прислонился к стене, пережидая приступ головной боли. Прикрыл глаза, а когда пришел в себя, узрел под носом колоду карт с голыми бабами, переснятыми из какого-то заграничного порножурнала, которую ему протягивал, мыча, глухонемой. Все было так же, как и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Жизнь продолжалась...
Через час Филатов был в Москве. До самолета оставалось совсем мало времени.
Впрочем, его хватило на то, чтобы купить в магазине приличный костюм и переодеться – вид Филатова в старой «форме одежды» явно не соответствовал документам работника министерства иностранных дел великой державы. Кроме того, от Филатова действительно несло порохом, как из ствола винтовки. Да и самогоном тоже.
Переложив в новый костюм содержимое карманов старой одежды и посмотревшись в зеркало, Юрий остался доволен Взяв такси, он направился в аэропорт.
Молодой таксист то и дело как-то странно посматривал на своего пассажира, да и по рации произнес нечто невразумительное типа «Взял клиента до места», но Юрий не обратил на это внимания – ну не мог же случайный таксист оказаться человеком Логвиненко. Правда, уже через полчаса, за городом, когда он вслед за какой-то машиной свернул с трассы, Филатов готов был в это поверить, особенно когда увидел нож в руке водителя. Не вышедший из боевого транса Филатов успел сломать водителю запястье и страшно удивился, когда в ту же секунду не заметившие этого парни распахнули дверь машины и скомандовали: «Выкладывай бабки!»
Это оказалось заурядным ограблением, но Филатову не оставалось ничего иного, кроме как прострелить бандюгам коленные чашечки. Те заорали благим матом и повалились на дорогу как подкошенные. Водитель тихонько скулил.
Времени на разборки с таксистом у десантника не оставалось. Он от души заехал ему рукояткой пистолета в зубы, выстрелил на всякий случай в рацию, пересел в машину грабителей и погнал в аэропорт, надеясь, что успеет.
К стойке регистрации он подбежал, когда уже объявили посадку. Благодаря чудодейственному удостоверению никаких проблем не возникло, и вскоре он уже по длинной «кишке» переходного коридора подходил к люку самолета, у которого стояла улыбающаяся бортпроводница. И вдруг, у самого люка, остановился.
«А, к черту! Кому я нужен в том Париже?» – Филатов махнул рукой и, не реагируя на возгласы проводницы, повернул назад, в Россию.