Золотая медаль (пер. Л.Б.Овсянникова)
Шрифт:
— Вы сказали, — обратилась она к нему, — что в моем рассказе школьники представлены в кривом зеркале, что они жестокие и бездушные, так как ненавидят девочку за ее пятерки по арифметике. Маленькая поправка: не «ненавидят», а просто не любят. Относительно вашего замечания, то оно совсем не соответствует действительности, об этом вам здесь бросил реплику Иван Александрович. Так же не соответствуют действительности и ваши слова о том, что весь класс против школьницы Марийки. Вы забыли о мальчике Николае. И забыли, надо вам отдать должное, умышленно. Николай — большой проказник, но он стал первым на защиту Марийки. Я его нарисовала чутким и справедливым школьником. Помните, как он сказал: «Чтобы наша Клавдия Никитовна сговаривалась с Марийкой? Кто это придумал? Ну-ка, выходи! Станет Клавдия Никитовна всех обманывать! Или забыли, как она сама учила нас быть честными и правдивыми!»
Нина говорила убедительно и красноречиво. Она забыла свою неловкость, забыла, что впервые выступает на занятии настоящей литстудии, что ее слушает известный писатель. Ее рассердило извращение со стороны критика, и девушка никак не могла понять: для чего это сделано, что заставило его так поступить? Обычная ли зависть, скрытая ли злоба ко всему хорошему, яркому, просто ли желание лягнуть копытом, не разбирая — лишь бы было чувствительно?
— Что же вышло на самом деле? — закончила Нина. — То, что не я показала школьников в кривом зеркале, а критик, как кривое зеркало, исказил мое произведение.
Сорвались неожиданные аплодисменты. Залужный улыбнулся. Он подробно начал анализировать замечания, с которыми выступали литстудийцы, говорил об образах в Нинином рассказе, хвалил Марийку, Николая и в особенности образ вожатой.
— Вы обратили внимание, — говорил Залужный, — что вожатая не делает никаких выдающихся дел? Наоборот, она не раз допускает ошибки, так как несерьезно отнеслась к своей высокой обязанности быть старшим товарищем пионеров. Она готовилась стать архитектором, педагогикой раньше никогда не интересовалась. Но сама жизнь поставила перед ней свои требования, и девушка, обратившись к науке воспитания, увлеклась ею. Вы заметили, как это показано? А как вожатая поддерживает Николая, который защищает Марийку, как она начинает завоевывать себе авторитет! Все это автор подает в скупых, но точных строках, вожатая стоит перед нами совсем живой, мы ее видим в движении, в действии, в развитии. А теперь…
Залужный выпил воды, глянул в свои заметки, и Нина поняла, что сейчас она услышит горькие для себя слова о недостатках рассказа.
— А теперь об эпизоде, когда Марийка намеренно не решает задачу, чтобы получить двойку. Это — детский поступок девочки, правильный с ее точки зрения. А как же сам автор относится к нему? Что он, одобряет его? Нет, автора не видно, он отходит куда-то в сторону, вместо сказать юным читателям: поступок девочки неправильный, у нее был другой путь доказать товарищам, что они ошибаются.
Нина быстро глянула на Залужного. Он был в воодушевлении, черные глаза блестели, ему тяжело было сдерживать свои движения. В эту минуту он сам был соавтором произведения.
— И вот здесь главную роль надо было отдать вожатой! Это она должна подсказать правильный путь, и это еще большее усилило бы ее образ. А что это за путь? Разрешите, я вам подскажу вместо вожатой: не двойка по арифметике, а четверки и пятерки по всем другим предметам! Не вниз спускаться, а подтянуться вверх! Вот что надо было сделать Марийке!
Нина схватилась ладонью за щеку, все перед нею словно осветилось ослепительным прожектором. Вот оно, окончание рассказа! Божье мой, как это все просто и хорошо!
«Да, чтобы были и у меня те „особые“ пятерки, какие ставят учителя Марийке!»
Она потерла лоб. «Что это? К чему здесь я сама и Мариины пятерки?»
«Я подскажу вам вместо вожатой. Милый Залужный, он подсказал не только моей Марийке, а и мне самой!»
Когда затворилась массивная дверь дома Союза писателей и Нина оказалась на улице, ее охватил светлый экстаз. Все было так легко и понятно, жизнь была такой прекрасной, будущий трудовой путь казался таким солнечным и привлекательным.
«Так и будет, все так и будет», — шептали горячие губы.
Наверное, никогда до сих пор так не ощущала Нина своей молодости, своей восемнадцатой весны! Сколько работы, сколько сил израсходовала она на рассказ, и сколько еще надо работать над ним. Но ничего, она будет работать, она чувствует себя такой сильной, такой юной, что никакое горе ей не страшно, никакие черные дни не посмеют затмить ее счастья…
23
Фотография помещалась в двух комнатах. В одной Жорж принимал клиентов и фотографировал, во второй жил сам.
Летом вся фотография выносилась на свежий воздух, и тогда на стену навешивалась декорация «на особый заказ»: вдали — горы со снежными вершинами, по левую сторону — море с парусом. На переднем плане — горец в черкеске и папахе с кинжалом на боку. Лица у горца нет, вместо него в полотне прорезана дырка. Желающим сфотографироваться на Кавказе оставалось только просунуть в дырку лицо.
В последние дни Жорж очень нервничал. Его звал в Сухуми дядя, обещая устроить заведующим фотоателье. Это была неплохая перспектива для Жоржа, который мечтал о блестящей карьере, а главное — о хорошем заработке.
И вдобавок у него возник серьезный конфликт с начальством.
Оказалось, что «кавказская» декорация была частной собственностью Жоржа, и на этом основании он присваивал деньги тех заказчиков, которые ею пользовались. Надо было, пока не поздно, бросать все и скорое ехать к дяде. Но препятствием к тому стояла Варя, которой наш фотограф не на шутку увлекся. В сущности говоря, дело было только в том, чтобы девушка оставила школу. А Варя все почему-то тянула с этим, и у Жоржа (которого, кстати, звали просто Григорий) иссякало терпение.
Было уже поздно, давно закрылась дверь за последним посетителем, а Варя все не приходила. Чтобы скоротать время, Жорж начал работать. Печатал фотокарточки, промывал негативы, все время прислушиваясь, не стучит ли Варя в дверь.
Жарко пылали дрова в небольшой печке, за окошком синел поздний вечер. Жорж глянул на часы и понял, что Вари сегодня не будет.
— Сегодня? А может, и совсем? Никогда?
Он заскрипел зубами, уязвленное самолюбие жгло его сердце. Любил ли он Варю? Ему казалось, что любил. Тем не менее, когда она сказала, что будет оканчивать школу, Жорж воспринял это как острое оскорбление. Как? Он должен ждать?