Золотая медаль (пер. Л.Б.Овсянникова)
Шрифт:
И вдобавок с Сухуми снова пришло письмо, в котором говорилось, что надо поспешить с приездом, чтобы не потерять теплое местечко.
Ну, нет, он сумеет ее убедить, она тоже поедет! Все его знакомые девчата так и бегают за ним, только моргни. Не будет артачиться и Варварочка!
Что же делать? Поехать к ней самому? Это же как? На поклон с просьбами? Надо подождать еще день, а тогда встретить, будто случайно, когда будет идти со школы…
Но Варя пришла. Опоздала она потому, что сначала решила не идти к Жоржу. Если он ее любит, то придет к ней сам, будет ждать, пока она окончит школу… Но время прошло, девушка представила, как бедный Жорж ждет ее. Не выдержала и вышла из дому.
Уже если села в троллейбус, вспомнился последний разговор с Юлей, комсомольское собрание, поручение, которое ей дали. Ее волновало, что о ней так беспокоятся, она была признательна и Юли, и Юрию Юрьевичу: ведь все они хотят ей только добра.
Только как она будет жить дальше у ворчливой тетки, как она будет терпеть ее укоры, бранные слова, ежедневный гнет? Да и что ждет ее? Не вечно же сидеть на шее у тетки. Учиться дальше она не может, надо искать и работу, и угол. Останется кончать школу — что скажет тетка? Какая жизнь настанет? Нет, единственный выход — Жорж.
Он встретил Варю усмешкой, от которой девушку передернуло. Но сразу же взял ее за руку, приласкал и слова не сказал, что не надеялся уже сегодня увидеть.
— Варварочка, я знал, что ты придешь. Какой разговор! А куда же тебе идти, как не ко мне? Разлюбезная тетушка кожу с тебя сдерет и спасибо не скажет. Я знал, я все знал!..
У Вари мелькнула горькая мысль, что Жорж пользуется ее безвыходным положением, что она будто в ловушку попала.
Ей было ужасно жалко расставаться со школой, с Юлей, с Юрием Юрьевичем, в особенности после того, как она получила такое поручение. И ей стало жалко самую себя.
Она тихонько заплакала.
— Варварочка, что я вижу? Мне жалко твоих синих глаз. «Сильва, ты меня не любишь! Сильва, ты меня погубишь!» Ну, давай по-хорошему. С чем ты пришла? С плачем или с улыбкой радости? Варварочка, договор дороже денег. Чего же ты плачешь?
— Разве нельзя, чтобы я… чтобы окончить школу?.. Аттестат получила б…
— Я вижу, ты аттестатом хочешь разбить наше семейное счастье. Ну, подумай, подумай, подумай всеми заклепочками: что такое аттестат? Формальность! Ты его что — будешь целовать? На всесоюзную выставку пошлешь в Москву? Иллюзия! Всю жизнь пролежит он на дне какого-нибудь комодика.
Варя перестала плакать, глянула на него. Он сидел верхом на стуле с красными, как у куклы, губами, а над ними как нарисованные были маленькие усики. И Варе на миг показалось, что она видит не живого Жоржа, а вывеску парикмахерской. Сходство было таким разительным, что девушка невольно улыбнулась.
Жорж обрадовался:
— Ура, ура! Я всегда говорил, что «улыбка — это флаг корабля!» Варварочка, у меня такой стратегический план: завтра, в субботу, мы запишемся, а в воскресенье — на Сухуми.
Вдруг он что-то вспомнил, вскочил со стула.
— Ой, забыл! Я же твой портрет сделал, восемнадцать на двадцать четыре! Мармелад — не портрет! Перебрал все твои двадцать негативов, выбрал самый лучший и увеличил!
Он развернул перед Варей лист блестящей фотобумаги.
Девушка всплеснула руками:
— Зачем же ты покрасил его в розовый цвет? В самом деле — мармелад.
— Драсте! Вам не нравится? А в какой же цвет красить? В черный? Не о том речь. Решено — завтра?
— Что?
— Я хочу услышать из твоих уст «да». В субботу — загс, в воскресенье — на поезд.
— Чего же так быстро? Подумать надо.
— Думали уже, хватит. Индюк тоже долго думал — знаешь?
Варя молчала.
— Ну, думай, детка. Счастье — оно тоже с крылышками. Пурх — и нет. Это как же?
Стенные часы, захрипев словно спросонок, пробили двенадцать.
Варя вздрогнула. Как поздно! Надо возвращаться домой. Домой? А есть ли у нее дом?
Глянула на Жоржа:
— Я пойду, Жоржик. Ты же проведешь меня?
Обняла за шею, заглянула в глаза, зашептала:
— Жоржик, солнышко мое, в субботу никак нельзя, в субботу большой вечер молодых избирателей. Понимаешь, которые впервые в своей жизни выбирают депутатов. Подумай: впервые в жизни! И наша школа будет выступать с хором. Мне тоже поручено, я слово дала, Жоржик. Буду петь.
— Снова ты со своей школой!
— Конечно, это же — школа! Но я согласна, согласна, Жорж. Только уже после вечера, в понедельник.
Жорж вздохнул:
— Последняя отсрочка. Итак, план изменился: в понедельник — загс, во вторник — едем.
Тихо, почти шепотом, Варя промолвила:
— Хорошо. Я скажу тетке…
Она подумала, словно что-то забыла.
— Жоржик, я хотела у тебя еще спросить: зачем ты играешь в карты? В прошлый раз я у тебя застала игроков… Что как ты проиграешь много денег? Совсем проиграешься?
Жорж зычно засмеялся.
— Ох ты ж, конфетка! Тебя только это беспокоит?
Наклонился, сделал круглые глаза, зашептал:
— Я никогда не проиграю, разве только умышленно по первому разу, чтобы заманить. Слово такое знаю! Не поняла? О, милая невинность!
Электрифицированную карту гидростанций установили в агитпункте избирательного участка. Внизу, в уголке, на карте было надписано, что карту сделали пионеры пятого класса 104-й школы Коля Сухопара, Гена Маслов и Петя Малюжанец.
Трое мальчиков чувствовали себя героями дня. Но Нину особенно радовало, что работой Сухопары и его помощников гордится весь пионерский отряд. Когда дети на сборе говорили «наша карта», Нина чувствовала, что в этом «наша» есть какая-то частичка и ее работы как вожатой.