Золотая Орда
Шрифт:
– Это хороший довод, – усмехнулся Еремей.
– Надо только пораньше их от дома отзывать, а то к шестнадцати годам уж и жена на шее висит, и дети по углам плачут, и хозяйство заведено. Какая уж тут воля.
Раздался топот, и в залу вбежал дружинник.
– Батюшка-князь, к тебе гонец из Рязани!
– Зови, – велел Ярослав.
Появившийся вестник бросился в ноги князю:
– Великий князь! Дошло до нас, что татары к нам едут. Посольство от хана Берке.
– Кто именно едет? – помрачнел Ярослав. – Неужто сам
– Хан-военачальник Менгу-Темир, племянник Берке.
– Зачем они опять? – нахмурился и Еремей. – Недавно ж дань уплатили.
– Надеюсь, не за тем, о чем я думаю, – загадочно проговорил князь.
В этот день приехала еще одна делегация – посольство из Суздаля. Все было как обычно: суета прибытия, конюхи, девки, снующие с напитками к спешившимся всадникам, прислужники, помогающие перенести тюки с вещами.
Радмила и Ярослав ждали на крыльце, когда к ним подойдет брат князя Борис со своей женой Устиньей. Радмила с интересом разглядывала ее – в ладно скроенном сарафане, красивых сапогах, Устинья выигрышно смотрелась на фоне Радмилы, несмотря на все ухищрения жены Ярослава.
– И как она умудряется? – шепнула княгиня Стеше.
– Голь на выдумки хитра, – буркнула ключница.
– Здравствуй, брат! – Ярослав обнял Бориса. – Спасибо, что приехал так скоро, дело важное.
Устинья с коротким поклоном поцеловала Ярославу руку, тот тоже обнял ее и расцеловал в обе щеки.
– Уже тридцатый год пошел, а все как девка! – воскликнул он.
– Здравствуй, князь! Ты тоже все молодеешь, – кротко ответила Устинья. – И груз забот тебя не гнет, не ломает.
– Гнет, милая. А сломать меня нельзя – я железный!
Ярослав подмигнул Борису, но тот даже не нашел в себе сил улыбнуться.
– Что-то ты, золовушка, все худеешь да бледнеешь? – ласково спросила княгиня. – Болела чем или князь тебя совсем не кормит?
– Кормит, да я сама не ем, – ответила гостья. – Зато ты, матушка, пополнела, порумянела – сразу видно, у мужа, как у Христа за пазухой.
Большей обиды было трудно себе представить, но княгиня не подала виду.
– Ну, идемте в дом, – пригласил князь – Тебя, братка, сразу забираю, мы там, в зале, уже шестой час совещаемся.
На княжеском совете присутствовали бояре и удельные князья. Все взмокли, раскраснелись – спорили не на шутку.
– Татары четыре года назад половину сел под Новгородом пожгли, кучу народу поубивали или в рабство поугоняли, – гнул свою линию Владимир. – Я кузнеца толкового три месяца не мог найти – мужиков в округе осталось три калеки. Чего мы еще боимся?! Чего дожидаемся?! С чем бы ни ехал нехристь этот – жечь его и его чертей каленым железом!
– Дело говоришь, князь! – поддерживали новгородцы.
– Да что ты такое молвишь, Владимир Ярославович?! – возражал Еремей. – Ты верно сказал: мужиков поугоняли. Да холера была, голодный год, войско наше поредело. Кого в бой поведем: детей да баб?
– Может
– Не думаю, отче, что с миром, – возразил Ярослав. – До меня дошли слухи, что иранский хан Хулагу собирает войско. Все знают, как обошелся с ним Берке. Хулагу сейчас силен и влиятелен – самое время мстить.
– А мы-то тут причем? – удивился тверичанин Федор.
– Совсем ты, дядька, поглупел в своей Твери. Люди ему нужны, пополнение. Так что скоро у нас и баб с дитями не останется. Что думаешь, воевода?
– Надо дать, – сказал Еремей. – Нет у нас сил для войны! Тем более с татарами.
Начался ропот.
– Бить! Бить их надо, князь! – кричали новгородцы.
– Что думаешь, брат Борис? – теперь обратился Ярослав к гостю.
– Так с наскока и не скажешь, – неуверенно начал тот. – Дай ночь подумать.
– Он голову под подолом у жены оставил, – съязвил Федор. – Заглянет туда и утром расскажет нам, что делать.
Загрохотал смех. Ярослав жестом велел всем умолкнуть, но сам не мог сдержать улыбки.
Борис не стерпел насмешки, смахнул со стола поданный ему поднос с холодным мясом и выскочил из зала в ярости.
– Обидчивый, как баба, – нахмурился князь. – Сходите за ним, верните, скажите, что я князя Федора попросил при всех извиниться.
– А что дядьке за правду извиняться? – удивился Владимир. – Все знают, что у него женка.
– Помолчи, щенок! – рассвирепел Ярослав и повернулся к Федору. – А ты мне тут воду не мути! Сейчас мы все, как пальцы в кулаке, – вместе должны держаться.
Пока шло совещание, к княжескому терему приближалось посольство из Орды. Русичи толпились по обеим сторонам улицы, обсуждая всадников. Первыми ехали Менгу на вороном жеребце и его нукеры. В красивом крытом шатре, который несли восемь огромных, полуголых носильщиков-рабов, сидели девушки – «подарки» от ордынцев. Народ перешептывался, разглядывая лысых, невозмутимых евнухов с серьгами в ушах, загорелых дочерна рабов в грязных чалмах, нукеров в легких, сияющих доспехах на коротконогих, крепких лошадях. Сам Менгу, с черными бровями вразлет, с красивой белозубой улыбкой, безупречной осанкой и темными, как колодцы, глазами, вызывал у баб и девок смешки, и полуобморочный восторг. Некоторые мужики сплевывали, с ненавистью глядя на ордынцев.
«Хорош», – отметила про себя Радмила, пристально рассматривая Менгу.
Тот спешился и подошел приветствовать князя.
– Здравствуй, хан! – ответил ему Ярослав. – Добро пожаловать во Владимир.
– По русскому обычаю отведай хлеб-соль, досточтимый хан, – поклонилась ему Радмила.
Посторонившись, она пропустила вперед сияющую красотой и юностью девушку. Та, зардевшись, с поясным поклоном протянула Менгу каравай с солонкой посередине, поправляя висевший на плече рушник.
– Не побрезгуй, батюшка.