Золотая планета. Тетралогия

Кусков Сергей

– Можно Ваня, - продолжил я, вкладывая в голос теплоту и поддержку.

– Свой?
– Второй представитель союзной планеты поднялся, и, шатаясь, наклонился к оставшемуся лежать земляку, издающему непонятные стоны.
– В смысле, наш?

Я отрицательно покачал головой.

– Нет. Но не люблю всяких уродов. А у вас что произошло?

– Да так...
– Тимур тоже подошел к третьему и начал его осматривать. Я же пожалел, что пока не начал проходить курс медицины - помочь ничем не мог.

Но помощь и не потребовалось - ребята сделали все сами. Оба парня явно обладали какими-то базовыми познаниями, по крайней мере, в искусстве определения травм. Через пять минут третий член их компании сидел на лавочке, повесив голову на руки. Из носа его на землю капала кровь.

– Все нормально, очухается, - выдал вердикт Тимур.
– Выйдем из парка и отвезем к врачу. Ты это... Поможешь?

Я оглядел место побоища. "Футболисты" почти расползлись, но были и те, кто убежал.

– А то! Валить надо, ребята. Пока гвардия не нагрянула.

– Эт точно!
– Первый спутник Тимура грязно выругался сквозь зубы.
– Кстати, Василий!
– обернулся он ко мне. Я пожал ему руку.
– А это - Лёха. У него сегодня сын родился, отмечать хотели, - кивнул он на стоящую сбоку от лавочки сумку, в которой угадывались силуэты двух бутылок и коробок с какой-то закуской.
– А тут эти!..

– ...Уроды!
– зло процедил Тимур, подошел и ударил одного попытавшегося встать "футболиста", видно, имея к нему свои счеты.
– Ладно, валим, ребят!

Мы с Василием взвалили на себя Лёху и потащили, Тимур же, я видел в заднюю камеру, отыскал что-то под лавочкой, подхватил сумку и пошел следом.

* * *

На выходе из парка нас подобрали их друзья на машине, которых Тимур вызвал, пока мы шли. Отвезли нас в больницу, где мы и сдали пострадавшего товарища. ЧМТ, какие-то переломы - в общем, приехали вовремя. Вот тебе и отпраздновал рождение сына!

Парни опасались преследования гвардии, но я не переживал - раздуть скандал с моим участием не дадут, замнут. А раз так, то и с них взятки будут гладки. Тимур и Василий так же прошли первичный осмотр, который показал, что у них все более-менее в порядке. Крепкие ребята эти марсиане! Лишь у Василия оказалась сломана пара ребер, но он воспринял это как нечто не стоящее внимания и поехал домой. Мы же, вместе с новыми для меня друзьями, отправились праздновать дальше. И за себя, и за поверженных товарищей. И разлив по рюмкам первую бутылку, Тимур приподнялся и произнес:

– Я хочу выпить за своего нового друга. Никогда не думал, что назову amigo (z) другом, но один этот amigo стоит десяти моих старых друзей! Не потому, что хорошо дерется, а потому, что... В общем, только правильный чел может пойти против своих, защищая тех, к кому относится не особо хорошо, выступая против значительно превосходящего противника. Ванюша, за тебя, братуха!..

Да, я рассказал им, что не имею никакого отношения к Марсу. Но моя мама - с обратной стороны Венеры, и частично, по крови, я оказался как бы свой, как говорящий на одном с ними языке. Рассказал, что марсиан недолюбливаю за вызывающее поведение, что были прецеденты "теплого" общения с ними, но Тимур в ответ лишь похлопал по плечу:

– Все мы люди, Ваня. И у вас есть подонки, и мы не святые. И те, с которыми ты дрался, когда угодил за решетку, это не все марсиане, поверь!

Мне хотелось верить. Ибо я смотрел на этих людей и чувствовал, какие они внутри. Собранные, словно пружины на взводе, озлобленные, смотрящие на всех волками, но в то же время простые в общении, самые-самые обычные люди. С такими же как у всех горестями, проблемами, радостями и достижениями.

Даже тосты у них были самые обыденные. "Нашел новую работу?" "Ура, молодец, выпьем за это!" "Ушла жена?" "Грустно, не переживай, братан!" "А Лёха-то, Леха молодец! Сына родил! За это тоже выпьем?" "Эй, братва, пацан в больнице, а у него жена с малым дома, в Белгороде! Давай, трясем мощной, надо помочь!.."

Где же эти коварные монстры, "поналетевшие" сюда с далекой планеты, которыми пугают детей? Которые везде гадят из желания просто нагадить, все рушат и ломают, опять-таки из злобного желания просто разрушить и сломать? Где эти чудовища? Нет, чудовищ в тот день я не увидел.

* * *

Мы пили. Пить с марсианами - целое искусство. Я и раньше знал, что равным им в этом деле нет, теперь же воочию убедился. Особо поразили витиеватые тосты, заумные рассуждения с элементами философии - несмотря на внешнюю быковатость, среди них было много начитанных образованных людей, могущих рассуждать о Ницше, Фрейде, Ленине или Аристотеле. При этом работали они дворниками или уборщиками, и в этом заключался весь трагизм. Гастарбайтеры, "быдло", и встать на ноги на Золотой планете им почти невозможно.

– Тттгда чего д-дмой не л-льтите?
– спрашивал я, заплетающимся языком. Уже за то количество спиртного, что употребил и не упал, можно спокойно ставить памятник, а я еще и пытался философствовать.

– Дык, там это, братуха!
– отвечал один из марсиан, имена я бросил запоминать почти сразу - все равно запутаюсь.
– Работы нет! Во! А дворник здесь получает, как там... Этот... Ну как его...

– Инж-жнер?
– подсказал я.

– Ага, он. Или в армейку иди, в "мясо". Но там конкурс большой, абы кого не берут. Или в эти... Ну эти... Ну ты понял...

– Бандиты. К-кмрадос...

На выходе из парка нас встретило двое их соотечественников. Но когда пришли в кабак и сели, наше количество начало незаметно увеличиваться. Кто-то приходил, кто-то уходил, а мы пили, пили, пили... Я с трудом соображал, но что-то говорил, обсуждал, спорил. Изредка вспоминались установочные фразы, и споры наши оживлялись.

– ...А я тебе гв-врю, как есть! "Кость, бр-рошенная собаке, не есть м-милосердие! М-милосердие - это кость, поделенная с с-собакой, когда ты г-голоден не м-меньше ее!" Во! Джек Л-лондон! Понял?

На меня смотрели мутные глаза собеседника.

– П-рреведи?!...

– Ннн к-кой язык? Д-диалект Белу-Гр-ризонти подойдет?.. А хошь на анг... Анг... Англицкий, во?!..

Образы того дня наслаивались один на другой. Я на время отключился, перестал соображать вообще. Им же было хоть бы что - водка лилась и лилась в их ненасытные утробы, и чувствовали они себя явно бодрее меня. Нет, парочка индивидов лежала в отрубе, не без этого; один сидел, прислоненный к стенке, другой уперся лбом в столешницу, но на общем веселье это практически не сказалось. Затем началось то, что я никогда не забуду. Песни.