Золотая пряжа
Шрифт:
И она все еще была на его стороне.
Хитира правил по ночным дорогам, проложенным солдатами Кмена, и в ее пустой груди гнетущая тоска сменялась гневом. От прошлого не оторваться, как бы ни гнал лошадей ее мертвый кучер. Фея жила в воспоминаниях, и они, а не то, что мелькало за окнами кареты, были ее единственной реальностью.
Сможет ли она когда-нибудь стать для Кмена тем, чем была? Хочет ли?
Они передвигались только ночью, но и тогда по обочинам дороги попадались группы вооруженных людей, выпивших достаточно, чтобы ощутить в себе силы вступить в единоборство с Феей. С большинством из них Доннерсмарк справлялся
Разумеется, Фею интересовало, ищет ли ее Кмен до сих пор. На четвертый день после того, как она выехала из Виенны, шестеро гоильских солдат вышли из леса и преградили карете путь. На вопрос Доннерсмарка, кто их послал, они не ответили и стояли как истуканы, уставив глаза в землю, когда Фея вышла из кареты. Еще бы! Хентцау наставлял их не смотреть на «чертову ведьму». Но Фея заставила их поднять глаза, после чего они еще долго ковыляли за каретой. Хитира не обращал на них внимания, но Доннерсмарк поминутно оборачивался. А когда солдаты скрылись в ночи, в его глазах мелькнул страх. Словно он предчувствовал, что это заклятие может обратиться против него.
Слепота
В отдалении лаяли собаки. Не существует более ненавистного звука для того, кому жизнь лисы стала дороже собственной. Джекоб останавливался, оглядывался, но Сильвен, чей широкоплечий силуэт только и различали его подернутые серебряной пленкой глаза, тянул его дальше. Мир состоял из теней и серебра, из того, что можно нащупать пальцами, и из собачьего лая.
Сколько раз она еще будет рисковать ради него?
Нельзя было проводить ее сквозь зеркало… Впрочем, что толку теперь терзаться, Лиса тогда решила все сама.
Джекоб замер. Выстрелы – единственное, что пугало его больше, чем лай.
Сильвен сыпал проклятиями. Французскими – или нет, пожалуй, на квебеке. В Зазеркалье часть Канады все еще принадлежала Лотарингии, но Джекобу бывать там пока не доводилось.
Будь они по ту сторону, Джекоб непременно решил бы, что они заплутали в Черном лесу. Даже кирпич обветренной стены на ощупь был такой же, как у ведьминых домов. До сих пор зеркало было единственной связью между двумя мирами, но эльфы все изменили. И усложнили.
Сильвен приоткрыл ворота и втолкнул его внутрь. Там стояла такая темень, что поводырь спотыкался не меньше слепого. Джекоб нащупал какие-то ящики и стекло – и невольно отдернул руку.
– Где мы?
– Там, куда я должен был тебя привести. На их складе. Bout de ciarge! Твоя подружка сумасшедшая, лучше бы мы переправились через реку.
– И что здесь хранится?
– Их зеркала, что же еще. Maudit Tabarnak’Ostie d’C^alisse! Ciboire! – Брань хлынула из Сильвена, как морская вода из пробоины в борту терпящего крушение судна.
Сильвен Калеб Фаулер имел все шансы выйти победителем из турнира по ругани, какие устраивают карлики.
Джекоб прислонился к штабелям ящиков и прикрыл глаза, чтобы голова так не гудела. Если зрение
Джекоб не мог забыть их ни на минуту. Ни ту, с лицом Клары, ни эльфа… Твоя мать так ничего и не заподозрила. Кто на самом деле гулял с ними в парке, кто целовал мать на кухне? Какие из его воспоминаний об отце – на самом деле об Игроке? В этом мире мы можем иметь детей от смертных женщин. Было время, когда Джекоб желал себе другого отца, но не такого. Прекрати. Он не отец ни тебе, ни Уиллу. Откуда такая уверенность?
Собаки все еще заливались, но больше никто не стрелял. Быть может, потому, что последний выстрел оказался удачным.
– Почему они тебя схватили? – спросил он Сильвена.
Нужно было на что-то отвлечься. Иначе Джекоб сошел бы с ума, вслушиваясь в звуки снаружи.
– Это все мое любопытство, – вздохнул Сильвен. – И потом, мне нравится их пыльца.
– Пыльцу?
– Да. Ничего не скажешь – у них хорошие поставщики. Мешочек сегодня, мешочек завтра… То еще снадобье. Это возвращает желание жить, если понимаешь. Но так оно только первые дни, потом становится совсем плохо, как будто кто-то вынул из тебя сердце.
Похоже, он говорил об эльфовой пыльце. Но как они получают ее здесь без травяных эльфов?
Хотя почему без них, Джекоб? Что, если они посылают за ними в Зазеркалье болванов с глиняными лицами? Или Шестнадцатую с Семнадцатым и пятнадцать остальных?
Но почему тогда он до сих пор о них ничего здесь не слышал?
Потому, что они выглядят как люди, Джекоб.
Что ж, может быть.
– Я не хотел терять это место, работа не пыльная, – бормотал Сильвен. – Даже притом, что я месяцами не видел ни одного человеческого лица. И мне действительно хорошо платили. И дальше платили бы. Если бы только я однажды не увидел зеркального человечка. Ciboire! Джун тысячу раз предупреждала меня – это моя жена, бывшая жена… «Сильвен, не суй свой перебитый нос не в свои дела». Но меня подвело любопытство, Simonac. Или я мало страдал в детстве!
– И кому они поставляют зеркала?
– В отели, рестораны, гостиницы, офисы, магазины… эта продукция пользуется спросом. Никто ни о чем не подозревает, с какой стати? Вот и я как-то решил посмотреть на себя вблизи. В конце концов, я месяцами напролет таскал эти ящики, а дверь в сарай редко бывала заперта. Мне стало не по себе от того, что я там увидел. Поначалу думал, все дело в моей глупой физиономии, но оказалось, нет… Они не только крадут у тебя лицо, они кое-что возвращают, хочешь ты того или нет… все, о чем ты давно забыл и предпочел бы не вспоминать.
Похоже, Сильвен был прав. Джекоб и сам удивлялся, как часто в последнее время думает о своих школьных учителях, давнишних соседях и друзьях детства. И о своей матери. «Джекоб, иди сюда!» – он буквально чувствовал ее поцелуи на лице. И это притом, что мать он вспоминал так же редко, как и отца. Возможно, дело было в том, что и она всегда предпочитала ему Уилла.
Залаяла собака, и Джекоб дернулся с места.
– Куда ты? – разволновался Сильвен.
– Я не могу торчать здесь, когда она там. Я должен посмотреть, что с ней.