Золотая шпора, или путь Мариуса
Шрифт:
Мариус встряхнулся. Итак, мертвенно-яркое освещение. Мягкий пол. Не по причине ковра мягкий, а по природе. Глаза видят именно пол — черный и твердый, а ноги ощущают что-то другое, неведомое, волшебно эластичное. Этот пол (или не пол) с почти животной лаской принимает ногу, слегка утапливает ее в себе, окутывая ступню сладкой негой. Мариусу не довелось хаживать по знаменитым гисланским коврам, но, судя по описаниям очевидцев, ощущения при этом испытывают сходные.
— Избранный должен нам три талисмана, — с интонациями ожившей кастрюли проскрипел красный гном.
Мариус машинально сунул руку в свою бессмертную котомку, но призадумался. Гномы не вызывали ни доверия, ни уважения. Надо потребовать,
— Мне не говорили, что я должен отдать их вам, — веско заметил Мариус.
— Дурачина! — пискнул красный гном раздраженно. — А разве тебе вообще приказывали их кому-то отдать?
Мариус задумался. Они правы, прах их возьми! Черный рыцарь вел речь только о шпоре. Талисманы как часть задачи появились позже — в Реккеле. Но разве записка, которую подбросили вместе с головоломкой в гостинице Борова, что-то уточняла? В записке говорилось: "Задача не будет считаться выполненной, если ты не соберешь три талисмана". А что делать с талисманами после того, как они будут собраны? Отдать первому, кто попросит? Здесь крылся подвох, уловить который Мариус не мог и потому колебался. Но повода отказать не нашел и, вздохнув, вытащил из котомки три талисмана. Сначала красный камень, снятый с быка на острове Тинторетто — и в углу вдруг возникло видение Уго в оранжевом пламени факелов, отчаянно удирающего от стражника. Потом восточный крест из кургана мерданов — и в другом углу возникла мерзкая коричневая физиономия бабки с безумными глазами, хрипло орущей: "Габискирия!" Наконец, шпагу Вулвера из пещеры людоеда — и в третьем углу появился труп смотрителя реликвий города Торриче, истекающего кровью.
Четвертый угол пока пустовал.
— Избранный проникнет сквозь земную твердь и отворит двери, — пропищал синий гном. Что он сказал? Какая дверь, какая твердь? Кто этот избранный? Если, подумал Мариус, речь идет обо мне — плохи дела. Очень не хочется проникать сквозь земную твердь.
— Избранный встретит Крона и поговорит с Великим Наместником, — подключился желтый гном.
Час от часу не легче! Какой еще, черт возьми, Крон? Мариус открыл рот, чтобы озвучить этот вопрос, но зеленый гном оказался расторопнее:
— Избранный обменяет у Крона золото на иридий, — каркнул он.
— Какое золото? Шпору? — вставил, наконец, свое слово Мариус.
— Изделие из желтого металла, — уточнил синий гном. И тут же был уничтожен взглядом красного коллеги, который, вероятно, был здесь начальником.
— Наказание по Прейскуранту Средней Кары, артикул А-43, — грозно пискнул красный гном. Синий, нахохлившись, отступил к стене и вдруг куда-то исчез.
— Избранный поблагодарит Крона и воздаст хвалу Богу, — продолжал желтый гном. — Бог распорядится судьбой избранного. — Пауза. — Избранный пойдет предначертанным путем, не пытаясь с него свернуть.
Последняя фраза стала последней. Гном произнес ее по-особенному тускло — и сладкая троица, прижавшись к стенам, подобно собрату, картинно растворилась в земной тверди, как бы демонстрируя Мариусу легкость этого процесса.
Мариус был совершенно выбит из колеи. Суть устроенного представления он понимал смутно и, чтобы разобраться, стал припоминать рассказы Барбадильо о местных гномах. Сам Барбадильо с гномами не встречался, но овладел сведениями, которые мерданы копили из века в век. Гномы имели ряд постоянных и хорошо изученных свойств. Главное из них — нелюбовь к людям, возможно, неприязнь или брезгливость. В любом случае, гномы стараются избегать контакта с людьми. К слишком любопытным представителям рода человеческого гномы применяют действенные меры. Кто приближается слишком близко к Трем Горам, тот пропадает без вести, бывает найден мертвым, в лучшем случае — показательно изувеченным либо, как сказал бы Уго — с крышей, съехавшей до самого карниза.
Хорошего от гномов не жди, подытоживал Барбадильо. Не расслабляйся ни на секунду. Для них люди — мусор. Хотя, возможно, добавил он с сомнением, ты — особый случай.
Наверное, я особый, подумал Мариус. В контакт со мной они вошли. Но на большее их не хватило. Слова не дали сказать, вывалили кучу белиберды и смылись без объяснений.
Но почему же они вступили в контакт? Ответ лежит на поверхности: из-за шпоры. Мариус достал ее из-за пазухи. Шпора бешено пульсировала. Зеленовато-золотистый перелив струился вдоль ее изящного тела, низвергая снопы оранжевых и красных искр. Казалось, шпора ожила и сокращалась, как гусеница. Гусениц Мариус ненавидел, но здесь было совсем другое — полная гармония, локализованная на крайне ограниченном пространстве.
Мариус восхищенно замер. Сколько он любовался волшебным переливом, неизвестно. Опомнившись, он оглянулся. Сердце сжалось от безмерного отчаяния. По-прежнему в комнате он оставался один. Ну, и что дальше? Ждать? Чего? Комната не выглядела, как зал ожидания. Даже присесть было негде. Из мебели — лишь сооружение, выраставшее из пола. Что-то вроде стола, хотя уж больно уродливое. Усеченный конус, который закрутили в недоспираль. Мариус решил все-таки для простоты признать этот предмет столом. Итак, он приблизился к столу. Ничего достойного внимания на отсвечивающей темно-серой поверхности. Только засаленный желтоватый листок, который в обстановке совершенной стерильности смотрелся инородно, точно кровавый мозоль на холеных руках герцогини.
Смутное предчувствие охватило Мариуса. Предчувствие его не обмануло. Мариус развернул бумажку. Четкие буквы, ренский тест. Мысленно благодаря Уго за науку, Мариус достаточно уверенно прочел:
"Вернуться домой ты можешь в любой момент. Подозрение в убийстве с тебя снято. В тот самый день, когда ты с друзьями ступил на земли Союза свободных общин, в Реккеле задержали бродягу, который признался, что это он убил гвардейца в Черных Холмах. Удачи от Ордена Пик".
Мариусу захотелось присесть, но сесть было некуда, и он прислонился к прохладной серой шероховатой стене. Что получается? Все мучения этого пути, по сути, напрасны. А главное — напрасна смерть Расмуса. Кто-то другой убил гвардейца герцога Тилли, кто-то за это будет наказан. Его, Мариуса, человека со свободной волей, сначала, если верить Уго, подставили, потом вынудили, как последнего негодяя, оставить дом, бежать сломя голову, вести существование, полное лишений. Сволочи, гады, подонки!
Обида, гнев, отчаяние захлестнули Мариуса. Ему хотелось крушить все вокруг. Вот только крушить оказалось нечего. И тогда Мариус двинул кулаком в плафон, источавший светло-голубое сияние. Плафон, спружинив, отбросил кулак. Мариус принялся колотить руками и ногами в стены, пока не обессилел и не свалился у странного сооружения, отдаленно напоминающего стол.
Очнувшись, Мариус вновь, к великому огорчению, увидел себя в том же комфортабельном склепе, наполненном мертвящим голубым светом. Он вспомнил все и застонал от горечи.
С трудом поднявшись, Мариус подошел к двери, через которую проник в помещение. Заперта намертво, да и ручки нет вовсе. С досады Мариус пнул ее ногой. Проблемы это никак не решило.
До смерти — четыре шага, вспомнил он строку из популярной песни. Неужели его хотят уморить здесь, в этом подземелье? Мертвенный свет из плафонов, по крайней мере, настраивал на похоронный лад. Мариус содрогнулся. Он начинал реально чувствовать смерть — где-то там, в области сердца. Слезы отчаяния полились из глаз. Почему все так бессмысленно? Кому и зачем потребовалась такая смерть? Зачем, черт подери, гномы рассказывали ему свои сказки? Для чего его использовали? Для чего?