Золото Джавад-хана
Шрифт:
Как бы то ни было, во второй половине восемнадцатого века Гянджа опять представляла собой процветающий торговый город с развитыми ремеслами, с многочисленным и многонациональным населением и являлась столицей одноименного ханства. Ханство располагалось на правом берегу реки Куры до устья реки Алазань. На востоке и юго-востоке граничило с Карабахским ханством, а на юге с Эриванским ханством. На западе река Дзегам отделяла владения Гянджи от Шамшадильского султаната, а на севере река Кура – от Грузии. Его правитель Джавад-хан ибн-Шахверди-хан Зийад-оглу Каджар проводил самостоятельную внешнюю политику, успешно воевал с соседями, был достаточно терпим в вопросах вероисповедания своих
И вот примерно в 1803 году спокойное правление для Джавад-хана закончилось – Гянджа попала в сферу военно-политических интересов России и Персии, которые стремились взять под свой контроль все Восточное Закавказье. Генерал-лейтенант князь Павел Дмитриевич Цицианов, главнокомандующий русской армией в Грузии, был убежден в том, что Гянджинская крепость является «ключом к северным провинциям Персии» и считал ее захват своей первостепенной задачей. Поэтому он несколько раз предлагал Джавад-хану добровольно сдаться, однако получал неизменный отказ.
В качестве обоснования начала военных действий генерал Цицианов указывал Джавад-хану на две причины, по которым тому следовало бы подчиниться: «…первая и главная, что Гянджа с ея округом, во времена царицы Тамары принадлежала Грузии и слабостию царей грузинских отторгнута от оной. Всероссийская Империя, приняв Грузию в свое высокомощное покровительство и подданство, не может взирать с равнодушием на расторжение Грузии, и несогласно было бы… оставить Гянджу, яко достояние и часть Грузии в руках чуждых. Вторая: ваше высокостепенство на письмо мое, писанное по приезде моем в Грузию, коим я требовал сына вашего в аманаты, отвечали, что иранского государя опасаетесь, забыв, что шесть лет тому назад были российским подданным… Буде завтра в полдень не получу я ответа, то брань возгорится, понесу в Гянджу огонь и меч…»
«Я получил твое письмо. Ты пишешь, что во времена царицы Тамары Гянджа находилась в подчинении у Грузии. Этому рассказу никто не поверит. А наши предки Аббасгулу хан и прочие управляли Грузиею… – напоминал в ответ Джавад-хан. – Ещё ты пишешь, что шесть лет назад я передавал крепость Гянджу в подданство русского Падишаха. Это правда. Тогда твой Падишах прислал мне рескрипт и я принял его предложение. Если и теперь есть такой рескрипт, то покажи его мне… и я соображусь с ним. Ещё ты пишешь, будто я раньше находился в подчинении у Грузии. Рескрипт твоего Падишаха и теперь у меня в руках. Бери и читай, как я там называюсь – беглярбеком Гянджи или вассалом Грузии? Отсюда становится ясно, что твои слова – сплошная ложь… Если ты замышляешь со мной войну, то я готов… и успех зависит от Аллаха…»
А когда князь Цицианов в очередной раз предложил хану сдать город без пролития крови, тот ответил: «Не ходите, и кровь не прольется. А если пойдете, то конечно прольется кровь, но грех на вас будет».
Всего этого, разумеется, помощник полкового цирюльника Мишка Павлов не знал, да и знать не мог. Зато он из самых первых уст, от непосредственных участников событий, офицеров и нижних чинов, много слышал о том, что происходило здесь чуть больше года назад.
Очевидцы рассказывали, что отряд Цицианова, отправленный тогда на завоевание Гянджинского ханства, состоял из 17-го Егерского полка, двух необстрелянных батальонов Севастопольского мушкетерского полка, батальона Кавказского гренадерского полка, трех эскадронов Нарвского драгунского полка, полутора сотен казаков и азербайджанской конной милиции в количестве семисот всадников – всего при одиннадцати орудиях.
Первое же боевое столкновение между русским отрядом и ханскими войсками продолжалось больше двух часов и было завершено
Осада Гянджи растянулась почти на пять недель, в русском сводном отряде возникли затруднения с продовольствием, солдаты мерзли, среди конной милиции начиналось брожение и недовольство. Гарнизон Джавад-хана при этом находился в тепле и ни в чем не испытывал недостатка.
Наконец, было окончательно определено время штурма…
Ночь на третье января 1804 года оказалась такая же темная и сырая, как многие предыдущие. Над землею стелился холодный туман – острие своего собственного штыка разглядеть удавалось с трудом. На приступ решили идти одновременно с двух сторон. В половине шестого утра гренадеры и двести пеших драгун под командой генерал-майора Портнягина выдвинулись под стены крепости со стороны Карабахских ворот. Егеря полковника Корягина одновременно с этим предприняли отвлекающую атаку. В резерве у каждого из штурмовых отрядов имелось по одному батальону пехоты – основной же резерв составляли артиллерийские батареи, казаки и до батальона стрелков.
Как это часто бывает, последующие события развивались не совсем так, как планировал на военном совете генерал Цицианов. Под огнем вражеских пушек, под градом пуль, бревен и камней отряд Карягина, которому предназначалась при штурме второстепенная и вспомогательная роль, почти сразу преодолел первую стену, после чего завязал тяжелый бой на подступах ко второй. Спустя какое-то время батальон егерей под командованием майора Лисаневича взобрался и на вторую стену, продолжив ожесточенную схватку за крепостные башни Кафе-Бек, Хаджи-Кале, Юхари-Кале и Каджи-Хан. В одной из этих башен капитаном Каловским был убит гордый и храбрый Джавад-хан, который руководил обороной города из самой гущи боя. Сам капитан вскоре после этого также погиб под саблями ханских телохранителей.
Основной же отряд под командованием генерал-майора Портнягина преодолел стены крепости только с третьей попытки, когда егеря уже открывали Тифлисские ворота для пушек и резерва… Дело в том, что его колонна смогла скрытно подойти к самому крепостному валу, и только тогда была обнаружена. Противник открыл по ней огонь почти в упор, приставные лестницы отталкивались по несколько раз, а пробитая в земляной стене брешь также неоднократно переходила из рук в руки, поэтому в тот раз судьба штурма решилась на вспомогательном направлении.
К полудню крепость пала. Ее защитники потеряли около тысячи семисот человек убитыми, включая самого правителя и его среднего сына. Было взято почти восемнадцать тысяч пленных, захвачено два десятка орудий и фальконетов, большое количество боеприпасов и продовольствия, а также – восемь знамен, среди которых знаменитый ханский бунчук и штандарт с изображением на древке руки Магомета. К чести русских солдат, из девяти тысяч женщин и детей, которых Джавад-хан собрал из селений в залог верности их мужей, ни одна не подверглась оскорблению или унижениям. Более того, плененному семейству хана и его первой жене князь Цицианов даровал свободу, отвел им дом в форштадте, пожаловал подарками и деньгами. Отважный и гордый Джавад-хан по распоряжению генерал-лейтенанта князя Цицианова был с воинскими почестями похоронен во дворе самой главной городской мечети.