Золото императора династии Цзинь
Шрифт:
– Только с разрешения Бунда.
– Значить, вы честный?
– Да.
– Это меня радует, как возможного партнёра. Хорошо. Выкладывайте, что у вас за дело ко мне. Кстати, я слышал, что ваш язык похож на немецкий язык?
– Да.
– Я могу его понять?
– Возможно.
– Тогда говорите на нём. Попробую понять. Если что-то не пойму, поясните по-русски.
И Семён Левицкий стал подробно на идише рассказывать историю о золоте императора династии Цзинь, которое оставили в горах Сихотэ-Алиня семьсот лет назад, и о планах трёх организаций. Крабель внимательно слушал, изредка задумчиво
– Вы своему Бунду сообщали?
– Ещё не успел. Остальные своему руководству сообщили.
– А вы и не сообщайте. Надеюсь, что этот ваш Бунд и большевики не часто контактируют.
– Разумеется. Почти не общаются.
– Это хорошо. Евреи люди осторожные и этому вряд ли поверят. Так что же вы от меня хотите?
– Дать денег на экспедицию, снабдить её трёхлинейками, переправить золото нелегально за границу, обратить его в деньги, выслать на счёт партии, где-нибудь в Швейцарии или Швеции.
– Великолепно! Я рискую своими деньгами, а вы чем? Если я вкладываю в это предприятие свои деньги, то я потребую и семьдесят процентов от добычи. Вам это надо?
– Как это? – не понял Левицкий.
– Очень просто! Раз я всё это организовываю, вкладываю свои деньги, свои риски, то это всё моё, а вы мои наймиты, мои работники. Я же эксплуататор! – засмеялся Крабель.
– И как же быть?
– Ну, если вы не хотите, что бы я всё это прокрутил, то надо всё организовывать самим, искать деньги. А в остальном, я вам помогу. Не бескорыстно, конечно. Сколько вам надо винтовок?
– Лучше казачьи карабины.
– Хорошо. Сколько?
– Восемь. И «смит и вессоны» калибра 4,2 линии, которые для России, для полицейских.
– Тоже восемь?
– Да.
– «Смит и вессоны» уже устарели, да и тяжёлые они. Русская армия перешла на наганы.
– Но мы же не русская армия. «Смит-вессон» нам привычней и убойная сила у него выше, а наган дороже. К тому же, вы что, можете достать наганы? Царское правительство с трудом обеспечивает собственную армию, а вы нас сможете обеспечить?
– В принципе, смогу. Ну, хорошо. Договорились. «Смит и вессоны», так «смит и вессоны». Проще будет. Ищите деньги. И подумайте по поводу себя. Надо делать свою жизнь, а не радеть за свободу какого-то мифического международного еврейского пролетариата. Где вы его видели? Как правило, евреи в массе своей лавочники, мелкие предпринематели. А у вас есть шанс стать если не крупным, то средним уж точно.
– Я подумаю.
– Подумайте. Окажимся вместе в Штатах, Северо-Американских, я вам помогу. Появиться у вас свой собственный пролетариат, о нём и будете заботиться.
– Мудро. Спасибо.
На этом и расстались. Левицкий вышел из ресторана и направился к большевикам сообщать о неудачных переговорах с Крабелем, а сам Крабель, посидев ещё не много, расплатился и, выйдя из ресторана, зашёл в лавку элитного китайского чая Син Шан. Купил чай, поговорил с приказчиками и только после этого отправился домой.
ГЛАВА 8. БОЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ЭСЕРОВ.
На лавке у забора лузгали семечки и курили самосад двое мужчин и, судя по шелухе, от семечек и разбросанных окурков, сидели они здесь долго, благо день,
К ним подошёл третий так же одетый мужчина, это был «вторая рука» в боевой организации эсеров Михаил Дудек, партийная кличка Трубач.
– Сидим? – спросил он.
– А что делать? – ответил Кумарёв.
– Сидим и следим. Крабель после встречи с Левицким зашёл в лавку к манзам, купил чаю и вон видишь? – свеча горит. Значить что? Правильно! Дома сидит. Ему хорошо. Из одной двери вышел, в другую вошёл и дома. Он целый этаж, говорят, у этой китаянки снимает.
Манзами в Приморье называли всех живших там китайцев и не важно, постоянно они там живут или временно, жили ли они тут до прихода русских или появились потом.
– Чай сам купил? – спросил Дудек.
– Сам. А что?
– У него домработница для этой цели есть. Что-то здесь не чисто! Молоток где?
– Он пошёл за Левицким. Да вон он возвращается.
Подошёл четвёртый, он же Ганин Николай, партийная кличка Молоток, потому, что молодой ещё, до молота не дорос.
– Левицкий дома – доложил он.
– Хорошо – сказал Дудек. – А манзы в лавке ещё работают. Подождём.
Они сели на лавку в тени забора, Дудек достал из внутреннего кармана пиджака бутылку китайской водки - ханшин, ударом ладони по донышку бутылки выбил пробку. Русскую казёнку – казённую водку, не употребляли. Во-первых, в России был «сухой закон» и водку не продавали, а, во-вторых, китайская водка всё равно дешевле. Стакан был один на всех. Когда он попал в руки Ганина, тот поднял его и весело сказал:
– Ну, не ради пьянства окаянного, а дабы не отвыкнуть!
– Молод ещё такие слова говорить – сказал Дудек.
– Хочешь быть умным, вообще не пей! Давай, Коля не тяни, освобождай тару.
Ганин выпил, отдал стакан Рогачёву. Закусывали зелёным луком. Посидели, покурили, выпили ещё и Дудек сказал:
– Всё-таки, я думаю, что здесь что-то затевается. Коля, сбегал бы ты за Узлом. Пригодиться. Больше людей – не меньше. Мало ли что.
Николай Ганин был самым младшим из компании, ему было двадцать четыре года. Остальные были гораздо старше – Михаилу Дудеку было тридцать один год, остальным, двадцать восемь, двадцать девять.
Стемнело. Чайная лавка закрылась. Оттуда вышел китаец, надвинул на глаза синюю кепку и направился в сторону Амурского залива, стараясь избегать света уличных фонарей и встречных прохожих. Тут как раз из-за угла показались Ганин с Гордеем Пилипчуком, партийная кличка Узел, под его одеждой угадывались тугие узлы мускул, а кличку он получил за то, что любил узлы распутывать, а любил их перерубать, как Александр Македонский поступил с гордиевым узлом.
– К заливу он идёт. Это точно – сказал Дудек, имея ввиду Амурский залив, и приказал Ганину двигаться за китайцем, а остальным с двух сторон идти в обход к заливу и указал место встречи.