Золото Каралона
Шрифт:
– Аркадий, может, хватит наливать, еще полдня до Магадана трястись.
– Во-о, мужики, командирша. Всё будет зур якши, Анютка.
Она подходит вплотную, смотрит Цукану в глаза.
– Аркаша, ну, давай с нами до Уфы. Бог с ними с деньгами. Выкрутимся.
– Нет, Аня. Я слово дал Бурханову. Последний сезон и баста!
Подъезжает сине-белый ЛИАЗ. Они грузят вещи. Прощаются. Женщины плачут навзрыд.
Уфа, улица Коммунистическая.
Серое
– Ты же у нас специалист по золоту? – Начальник смотрит в упор, сарказма своего не скрывает. – Облажались, провалили нелегальный сбыт золота, а я вот отдуваюсь.
Полковник Степнов выходит из-за стола. Низкорослый с короткой щеткой седых волос, он быстро состарился после пятидесяти.
– То ажиотаж создавали из-за каких-то сраных писателей, вместо того, чтобы заниматься государственной безопасностью страны. Теперь на совещании в Главке цитируют слова члена Политбюро: у нас что – старатели коммунизм будут строить!
Ахметшахов, смотревший на темно-синюю штору, упирает удивленный взгляд в полковника.
– Я не понял?
– Теперь требуют с регионов оперативников для укрепления Якутского КГБ, для борьбы с незаконным оборотом драгоценных металлов.
– Хотел подать рапорт…
– Погоди с этим рапортом. Не ломай жизнь. Поработаешь временно в Якутии. Здесь утрясется. Вытащим обратно. Получишь майора, всё пойдет, как положено.
– Но жена…
– Перетерпит. Там тебе год за полтора, плюс северные надбавки…
Полковник Степнов говорит ободряющие слова, что в диссонанс с его хмуроватым лицом, и грубыми разносами, которые он учиняет сотрудникам в этом кабинете. На столе верещит черный эбонитовый телефон. Полковник стремительно выхватывает трубку, склоняется над аппаратом, и подает правой рукой пассы капитану – «свободен».
Ахметшахов вытаскивает из кармана аккуратно сложенный рапорт, держит на весу. Выходит из кабинета.
Уфа, следственный изолятор.
Лязгает металлическая кормушка. Хриплый крик баландера:
– Шлюмки давай!..
– Мужик, на тебя кашу брать?
Цукан спрыгивает со шконки. Подходит к проему с миской. Оглядывает комок пшенки. Получает в кружку теплой воды, подкрашенной жженым сахаром. Садится. Неторопливо ест. Морщится. Айдар с Сергеем едят сало.
– Тебе ж нельзя, – подкалывает Сергей.
– На воле я мусульман, здесь все безбожники.
Цукан съедает предложенный кусок хлеба с салом.
– Эх, чифирку бы запарить?
– Так сделаем вечером, – откликается Сергей. И улыбается.
«Ишь, какой щедрый… Может я зря вызверился?»
Сергей протягивает пачку сигарет «Опал». Цукан вытаскивает сигарету. Удивленно смотрит – фильтр не обломан. «Положено при досмотре обламывать… Прокололись, ребята». Закуривает.
– Сергею, ништяк. Он завтра на свободу…
– Че хорошего. Дело не закрыли. Три года светит…
– Аркадий, ты напиши маляву. Сергей передаст, он парень надежный.
Цукан хватает Айдара за оба уха, прижимает лицом к столу.
– Сученок, у меня эти басни не прокатят!
Отдернул голову, увернулся от удара сзади. Встречным кулаком в подвздошье. Следом ногой. Сергей заваливается на бетонный пол. Назад к Айдару. Татарин жмется к стене.
– Не бей! Мне срок обещали скостить…
– Мудак! Ничего не скостят. По камерам пустят. А блатные просекут, сразу голой жопой на бетон кинут. Будешь до конца дней кровью ссать.
Сергей подполз к двери. Барабанит.
Загрохотали запоры. В проеме двое – надзиратель и дежурный по корпусу.
– К стене! Не двигаться! В карцер хочешь?
Пластиковая дубинка уперлась в живот.
– За что? Пацан мутит на побег. Надзирателя мочкануть хочет… Так ведь, татарин?
Молчит Айдар, голову опустил.
Цукан в фетровой шляпе и осеннем пальто, стоит у ворот тюрьмы. Оглядывается. Справа старый заснеженный центр города с домами дореволюционной постройки. Слева виднеется железнодорожный мост, улица, уходящая вниз к вокзалу. Он идет пешком, приподняв воротник пальто. Заходит на почту. Пишет короткое письмо. Надписывает на конверте адрес: Нижегородка, Малявиной А.А.
Знакомый вокзал с неистребимым запахом жареных беляшей. Присаживается на скамью в зале ожидания. У Цукана в руках билет до Красноярска. Подходит милиционер.
– Ваши документы? Менты, менты…
Он молчит, он снова видит перрон, вокзал в Красноярске, вереницу людей с чемоданами и себя у кассы…
Городская квартира. Кухня. За столом Анна Малявина и симпатичная женщина с обесцвеченными волосами, ей «немного за сорок». Обедают.
– Умничка, что выбралась, а то не дозовешься.
– Сын вернулся из армии, одежду подбирали, устраивали на работу. Потом с Аркашей моим… Прогнала его насовсем.
– Да ты сбрендила!
– Приехал по осени на такси с большими деньгами, словно на базар лошадь покупать. Ни цветов, ни слов ласковых. Короче, взыграло мое бабское упрямство, выставила вещи ему на крыльцо. А сын мою сторону принял. Нахамил. Нехорошо получилось.
– Сумасшедшая! Что творишь?.. Ты на меня погляди. Цукан хоть наездами, да бывает, а я как монашка, десять лет без мужика, как погиб Сережа. Ссохлась вся моя лодочка.