Золото Маккенны
Шрифт:
Пелон замолчал, чтобы сплюнуть.
— Ну, а остальное не слишком отличается от легенд белых, — заключил он. — Белые клялись: они, мол, пошли вверх по порогам только чтобы взглянуть, что там находится. Апачи, со своей стороны, — что старатели стали добывать золото и там, причём хватали всё подряд. Белые кляли индейцев: те не сдержали обещания. Индейцы кляли белых, называя их лжецами и свиньями, подрывающими корни дерева, кормящего их.
В общем, вскоре в лагере стало не хватать продуктов. Брюер и шестеро его подручных отправились в Форт Уингейт, чтобы пополнить запасы. Они должны были вернуться через десять дней, но в назначенное время они не вернулись. Адамс занервничал и поднялся по тропе наверх, к Потайной Двери, чтобы посмотреть, не приближаются ли посланцы. Он обнаружил их: пять тел. Продукты, которые несли старатели, были либо раскиданы по скалам, либо утащены убийцами. Адамс вернулся в каньон с сердцем, чёрным от страха. Тела Брюера он не обнаружил, потому что тот ускользнул от апачей и спрятался в норе, которую те не смогли отыскать. Конечно, для апачей это — непростительный промах. Нана лично признался потом в оплошности.
Адамс и Дэвидсон, его приятель, с которым тот поднимался ко входу в Сно-Та-Хэй, думали, конечно, не о Брюере, а о себе и о жизнях своих товарищей. И правильно делали. Когда они подошли к началу тропы и взглянули на луг, где стояла хижина, то увидели, как валит дым, и услышали вопли апачских воинов. Не меньше трёхсот полуобнажённых апачей плясали и размахивали скальпами возле горящей хижины. Тогда они поняли, что товарищи их мертвы.
Они сразу же спрыгнули с коней и по крошечной расселине поднялись наверх, чтобы спрятаться в корнях земляничного дерева, как лисы в норе. Вскоре на тропе появились апачи, но Адамсу с Дэвидсоном, как раньше Брюеру, повезло. Бог их не оставил. Апачи снова упустили добычу. Может быть, найдя бесхозных лошадей так близко от Двери, они решили, что их хозяева уже убиты по ту сторону входа. В общем, — по крайней мере, так говорил Нана — этим тоже удалось спастись.
Как тебе известно, Адамс уверял: когда совсем стемнело, он прокрался мимо всё ещё ликующих апачей и постарался добраться до золота в развалинах тлеющей хижины. Но каменная плита раскалилась, и ему не удалось её приподнять. Солнце уже поднималось, а камень всё ещё не остыл. Пришлось вернуться. Но, как сказал позже Нана, это — мерзкая ложь. Я знаю народ моей матери, и Адамс тоже знает его. Думаю, вряд ли он попытался вернуться в каньон, где триста апачей из разных кланов танцевали со скальпами его мёртвых товарищей.
Адамс — как ты, наверно, помнишь — подтверждал свою ложь тем, что будто он наткнулся на большой самородок, выглядывающий из-под пня. Этот самородок, по его словам, принёс один из старателей, ходивших предыдущим утром на разведку за пороги. Этот парень был в запрещённом месте всего час, а приволок трёхквартовое ведёрко, в котором заваривали кофе, до края наполненное самородками величиной от рисового зерна до детского кулачка. В ведёрке, по словам Адамса, и лежал тот самый самородок, который он вытащил из-под пня. Ха-ха-ха! Он спокойно мог найти этот кусок золота где угодно, не обязательно за порогами. Ты ведь помнишь, сколько за него дали Адамсу, когда он продавал его в Таксоне. Помнишь, Маккенна? Тьфу! Девяносто два доллара — вот сколько ему дали за этот самородок! Да я швырял самородки и покрупнее в кусты, чтобы вспугнуть птичек, когда практиковался в стрельбе из своего шестизарядного!
Ну, вот, амиго, тебе и апачская версия того, что случилось в Сно-Та-Хэй. Индейцы оставили золото в яме под обгорелыми останками хижины. Решили, что лучшего места для этого всё равно не найти. Ведь в один прекрасный день золото могло понадобиться самим апачам. Итак, по обеим версиям — сокровище лежит на своём месте. Я и сам считаю так же. Иначе стал бы я рассиживать с тобой под этим топольком в тенёчке и ждать, пока мне принесут мясо с кофе? Мой народ — народ моей матери — считает, что с того самого времени ни одному белому не удалось пройти сквозь Потайную Дверь, и ни одному апачу тоже — со времени смерти Наны. За каньоном пристально следят, чтобы никто не посмел спуститься в Сно-Та-Хэй. Адамс не смог снова отыскать дорогу в каньон и сошёл с ума. Брюер бежал до тех пор, пока не добрался до Колорадо, где и осел. Теперь разводит коров. С тех пор, наверно, человек сто погибли, но не смогли найти Золотой Каньон. И многие ещё погибнут. Может быть, даже мы с тобой. А, товарищ? Ха-ха-ха! Как ты считаешь: индейцы всё ещё охраняют вход в Сно-Та-Хэй?
Несколько секунд Маккенна молчал, не до конца осознав, что рассказ окончен. Спохватившись, он наконец ответил:
— Понятия не имею. Апачи на что угодно способны. Но знаешь, Пелон… Столько лет прошло, скоро начнётся новый век… Не думаю, что индейцы всё ещё охраняют вход в каньон. А ты что скажешь?
Пелон снова рассмеялся и развёл ручищами:
— Всё это ерунда! Нана мёртв уже чёрт знает сколько времени. Кто там мог остаться?
— Может быть — духи, — ответил Маккенна. — Тринадцать человек убиты в самом каньоне. Пятеро — на подступах к нему.
— Ты веришь в подобную ерунду? Духи! Ты же белый человек, Маккенна!..
— Но я ещё и шотландец… Всё, что касается потустороннего мира, заставляет нас сильно нервничать.
— Да чёрт-то с ним, с этим потусторонним миром! — фыркнул бандит. — Что ты думаешь о моём рассказе? Совпадает ли эта версия с вашей?
— До мельчайших подробностей. Различия столь незначительны, что о них не стоит и говорить.
— А как насчёт карты старого Эна? — спросил Пелон, искоса поглядывая на своего собеседника. — Согласуются ли версии с той картой, что Эн нарисовал тебе?
— А вот над этим, — ответил рыжебородый старатель, — мне и придётся очень сильно подумать…
— Вот-вот! Давай-ка, пораскинь мозгами. Но не сейчас. Пойдём искупнёмся и поедим. Помираю с голода!
— Может, просто поедим? — спросил Маккенна неуверенно. — Что-то мне не очень хочется купаться.
Бандит усмехнулся и хлопнул шотландца по спине:
— Придётся. Лезть в воду — так всем. Когда Пелон принимает ванну — все принимают ванну вместе с ним. Мать! Сестрица! Идите сюда. Мы с Маккенной будем купаться. И вы тоже, обе! Скидывайте одёжку! Все прыгаем в воду и наслаждаемся прохладой…
Сестричка Салли
Салли была не старше Маккенны. Формы её были чересчур изящны для апачской женщины. У Маккенны перехватило дыхание, когда он увидел её стоящей на камне. Если бы не отсутствие носа и не хищное выражение костистого лица, любой прославленный мастер мог бы только пожелать такой обнажённой натуры для полотна «Язычница у озера». Глен, затаив дыхание, жадно наблюдал за женщиной.
Салли это видела. Знала, что он любуется её прекрасно выписанными высокими грудями, плоским животом, лепными ягодицами и стройными ногами. Знала и специально задержалась на берегу, чтобы бородач не пропустил ничего. Заметив это, Пелон рявкнул:
— А ну, ты, марш в воду! Думаешь, нам приятно смотреть на твою тощую, как у парня, задницу? А ну, прыгай!..
И тут Маккенна услышал поразительный звук. Это смеялась Салли. Несколько раньше он имел счастье познакомиться с женским вариантом гогота, который издаёт Лопес, но это! Маккенне не приходилось слышать столь музыкального смеха.
Пока он соображал, что делать, Салли нырнула в озеро и поплыла к тому месту, где окунался шотландец. Он хотел ускользнуть, но было поздно. Он попытался выползти на прогретый солнцем камень, торчавший из воды, однако индианка схватила его за лодыжки и затащила обратно в озеро. Там она принялась плавать вокруг Маккенны, отрезая ему пути к отступлению. Глен яростно колотил по воде руками, стараясь отогнать Салли. Изящество её движений завораживало. Проплывая то под ним, то рядом с ним, она старалась слегка коснуться тела мужчины — и тут же отпрянуть — движение совершенно естественное и соблазнительное. Внезапно Маккенна понял, что больше не в силах сопротивляться. Хоть он и побаивался безносой апачки, но почувствовал, что возбуждён до предела. Он не мог этому поверить, но отрицать очевидное не было смысла. А Салли неумолимо приближалась к нему, уже не скрывая вспыхнувшей страсти.