Золото Маккены

Уилл Генри

— Боже, — выдохнул Маккенна. — Скорей!

Если им повезёт добраться до этой второй площадки и втащить наверх за собой древнюю лестницу, Хачита останется внизу. Ему ни за что не под силу будет достать их. А уж там, в прохладном укрытии пещеры, посреди безводного горла расщелины… если не удастся переждать — значит, Глен Маккенна так ничему и не научился, постигая способы выживания на Юго-Западе. И то, что придало скорость его свинцовым ногам, вдохнуло силы, позволив буквально перенести задыхавшуюся девушку через всё пространство к доисторической лестнице, был мимолётный взгляд, брошенный им на край второй площадки и вид тёмного лишайника да бледных кустиков мха…

Там, вверху, на площадке, к которой вела лестница, была вода.

Задыхаясь, он поведал о

своих новостях Фрэнси, и это оживило её. К тому моменту, когда они достигли подножия лестницы, девушка обрела силу и волю к дальнейшему подъёму, и Маккенна, оглянувшись как раз в тот миг, когда массивное лицо Хачиты показалось над скалой со ступенями, рассмеялся над великаном-воином, наградив его эпитетом, заимствованным из родного языка. Огромный апаче, не сознавая, что его игра проиграна, только фыркнул и продолжал движение по голой груди лавового потока, неловкий, но скорый, словно бегущий медведь гризли. Солнце сверкало на лезвии его метательного топора, играло в ручейках пота, струившихся с лица и плеч, сбегавших, подобно вышедшим из берегов рекам, по волосам груди и надутого живота. От него так и веяло смертью.

— Не спеши, Фрэнси, — промолвил Маккенна сквозь стиснутые зубы. — Он не в силах нас догнать. Спокойно, шаг за шагом, и не смотри вниз. Я сразу за тобой.

Кивнув, девушка повернулась спиной, вставила ногу в первую петлю лестницы, обхватив руками боковые брусья. Она поднялась уже на три плетёные ступеньки, и Маккенна сам было примеривался к подъёму, как вдруг четвёртая петля обломилась под ногой девушки, и та обрушилась на него сверху, а праздно простоявшая века лестница распалась на части, словно свитая из папиросной бумаги или папье-маше.

— Господи! — белея, произнёс Маккенна. — Сгнила дотла!

Он отбросил труху раскрошенной древесины и, спотыкаясь, поднялся на ноги перед съёженной Фрэнси Стэнтон. За тридцать футов от него Хачита, потомок Мангаса Колорадаса, величайшего среди апачей ненавистника белых людей, произнеся одно-единственное слово «Зас-те!», бросился вперёд, на стройного рыжебородого человека, ожидавшего его без всяких средств защиты, кроме тонких, ненадёжных костяшек двух сжатых кулаков.

41

Правнук Мангаса Колорадаса

Его глаза, подумал Маккенна. Старая Малипаи предостерегала против остроты его глаз. Нужно отнять их, каким-то образом ослепить. Лишить его зрения. Убить глаза. В этом — единственный шанс.

Маккенна наклонился, наполняя ладони пылью. Тут он заметил оставшийся длинный конец лестницы каменного века, кусок продольного бруса фута в три длиной. Этим до великана апача можно было дотянуться скорее, чем пылью. К тому же с более безопасного расстояния, как раз вне досягаемости занесённого топора. Маккенна знал, что тот не станет метать топор. Во-первых, ему это было не нужно, а во-вторых, в случае промаха риск повредить его о ближние скалы был слишком велик. Так что он будет держать лезвие в руке. Следует, значит, упредить его первый удар, а о дальнейшем думать потом.

Белый золотодобытчик покрепче сжал в руках высохшее дерево. Быстро вышел вперёд на три шага, отдаляясь от Фрэнси, предоставляя ей шанс к спасению.

— Как только ударю его, — сказал он ей, — беги!

— Глен — нет, я не могу!

— Сможешь! Вниз по ступеням! — прошипел он ей, сгибаясь, по мере того как исполинский торс Хачиты нависал над ним. — Доберись до старухи… вниз по скале, к хижине… там ружья…

Хачита приблизился, и он взмахнул легчайшим обломком лестницы, молясь, чтоб удар пришёлся на десятую долю секунды раньше взмаха разящим лезвием. Получилось! Ссохшееся дерево пришлось воину по переносице, буквально взорвавшись на его лице. Кусочки дерева, пыль и осколки сгнившей дубинки произвели эффект пружинящей ветки, ударившей по незащищённым глазам. Хачита фыркнул, задохнувшись, острое лезвие скользнуло по спине Маккенны, пока тот отклонялся в сторону, а великан-мимбреньо остановился, протирая глаза и встряхивая огромной головой, точно ошеломлённый в гневе гризли, ужаленный невидимым

шершнем. И как раз в этот миг Глен Маккенна, схватив две пригоршни скальной пыли, прыгнул, чтобы завершить ослепление индейца. Хачита, почуяв его рывок, мгновенно обернулся. Зрения у него осталась настолько, чтобы различить расплывчатый контур, и он разглядел приближение белого человека. Хачита вновь взмахнул топором, но прицел, сбитый слезами и сором, вновь оказался неточен. На этот раз рукоять топора и тыльная сторона руки на излёте задели Маккенну по плечу. Ощущение от удара было подобно эффекту скользящей пули, и рыжебородый горняк подумал, что грудина, всё ещё болевшая после револьверной) удара Пелона в Нечаянных Травах, теперь уж точно сломана. Но сила столкновения лишила Хачиту равновесия, слишком вынеся вперёд, так что ему пришлось инстинктивно схватиться левой рукой за землю, чтобы избежать падения. Воспользовавшись этим, Маккенна приблизился и высыпал пыль ему в глаза с молниеносностью и роковой точностью бандерильеро, проскользающего над смертоносными рогами быка.

Он превосходно нацелил свои бандерильи. Раскрытые ладони ударили грузного индейца по лицу, набив раскрошенного в порошок камня в глаза. И в тот же миг Маккенна перекатился через спину потерявшего равновесие великана, освобождаясь от него.

И тут, поднимаясь, он увидел, что Фрэнси Стэнтон по-прежнему сидит, скорчившись, у основания верхней площадки.

— Беги. Бога ради!.. — взмолился он и… замолчал.

Звук голоса, раскрыв ею местонахождение, заставил ослепшего Хачиту обернуться. Огромный индеец оказался перед горняком чуть ли не прежде того, как тот крикнул, предостерегая девушку. Маккенна, отчаянно уклоняясь в сторону, чтобы избегнуть вездесущих рук индейца, ощутил холодный ужас — даже лишённый зрения, Хачита был смертельно опасным противником. Он слышал чутко, как горный лев на охоте. Полагаясь лишь на звуки, издаваемые Маккенной, когда тот передвигался, он по-прежнему следил за белым человеком. Вернее, по-прежнему настигал его, рождая в преследуемом новые страхи. И, приближаясь, он по-прежнему держал в руке блестящий топор, уже поразивший Пелона Лопеса и Юного Мики Тиббса. И тут ярко вспыхнуло в мозгу: топор!

Да, топор! В нём теперь всё дело. Только в нём. Нужно отнять топор. Он уже отнял глаза, но не мог ничего поделать со слухом, и потому последним его шансом было одно — отнять топор.

Но как? Как? С каждым прыжком, уклоняясь, он приближал к себе апаче, и топор мелькал перед самым его телом. Индеец промахивался то на сантиметр, то на фут и трижды задел его, нанеся порезы — в грудь, бедро и правый бок, отделив тонкие слои кожи; раны не представляли опасности, но обильно кровоточили. А вместе с кровью, как чувствовал Маккенна, убывала и жизнь.

Звук. Великан индеец шёл на звук, издаваемый им. Хорошо, тогда пусть будет ещё один звук. Два или три в одно и то же время. В случае удачи, в миг колебания нападающего можно будет подвести к роковому для него шагу — эль пасо муэрте— последнему шагу.

Маккенна разорвал рубашку и тут же прыгнул в сторону, избегая удара топором, вызванного звуком рвущейся ткани. Потом снял пояс. Внутрь рубашки пошла его старая шляпа, наполненная камнями. Весь узел, крепко охваченный ремнём с тяжёлой пряжкой, представлял собой отвлечение-приманку, столь же лёгкую и ненадёжную, как оставшийся шанс на жизнь у её хозяина. Но всё же он ждал наготове вместе с нею. Да и не мог иначе. Ничто больше не защищало его от этого разящего лезвия.

Отвлекая внимание Хачиты нарочитым шарканьем ноги справа, он пробежал три лёгких шажка влево и швырнул свёрнутую одежду прямо над головой индейца. Тот, нырнув вправо, устремился навстречу шагам, прозвучавшим слева, но был пригвождён к месту падением узла с поясом, задевшим скалу позади него. В эги полсекунды нерешительности Глен Маккенна прыгнул к нему и, взмахнув ногой в сапоге, нанёс мощный удар между расставленных широко бёдер. Хачита издал вопль — единственный звук, вырвавшийся у него в битве, — и скорчился в беззащитный комок — на всё то время, что было нужно Маккенне.