Золото мертвых
Шрифт:
Не в силах справиться с волнением, Андрей выбрался из постели, нетерпеливо оделся, вышел из каюты, спустился на причал. И остановился. Здесь не усадьба, конюшни с лошадьми нет. Только навес жердяной княгиня вчера выстроить заставила. Не пешком же к ручью идти? Он поднялся немного по тропинке, остановился, глядя на склон за плесом, в который впадали речушка за причалом и ручей из Суходольского озера.
Послышались осторожные шаги, рядом остановилась Полина в накинутой на плечи, прямо поверх исподней рубахи, собольей шубе.
– Что, муж опять к девкам побежал? – усмехнулся Андрей.
– А куда ты рванул среди ночи из постели?
– Сюда, –
– Какой ты умный! И как ты только смог все это придумать! Это восхитительно! – Княгиня крепко обняла его и поцеловала. После чего задала резонный вопрос: – А зачем нам столько досок?
– Ну, мы же должны строиться! Представляешь, сколько досок нужно на полы для усадьбы вроде той, что у дядюшки твоего, князя Друцкого? У нас в княжестве, коли всех мужиков доски пилить заставить, года два на это уйдет. И то если про работы прочие, полевые забыть. Здесь же, на мельнице, два холопа с такой работой за неделю управятся.
– А потом?
– Потом доски в Новгород, корабелам продавать можно. Наши, которые не вручную выпилены, мыслю, раза в четыре дешевле обходиться будут. Продавать на треть дешевле – все покупатели к нам перебегут.
– А как ты станешь их в Новгород возить, милый? По озеру сплавлять?
Зверев крякнул. Зрелище плывущих связанными в длинные плоты, свежеструганых досок шокирует кого угодно. Вот только кому потом этакий материал будет нужен? Сушить по полгода, зажав в штабеля, чтобы не погнуло? Перекладывать через день, чтобы грибок не завелся? Золотые досочки получатся. Никакого смысла связываться.
– Ладно, Полина, – вздохнул князь Сакульский. – Что-то рано мы сегодня вскочили. Пошли спать.
Поутру, позавтракав квашеной капустой с соленым судаком, княгиня с новой энергией взялась за обустройство «дома», указывая холопам, где рыть чистую глину и куда носить собранные камни, из которых к вечеру будет сооружена летняя печь. Зверев сильно сомневался, что его воспитанная в чистоте и духовности супруга знала, как правильно месить раствор и укладывать булыжники, равно как об этом не подозревал выросший в боевом седле Пахом, – но вот Звияга, спасенный прошлым летом из татарского полона, был мужиком крепким, наверняка способным сделать все как надо. Холопам с демонстративной торопливостью помогал трезвый как стеклышко Тришка. Левший и мальчишки что-то вязали на палубе, девки полоскали в затоне белье, а от полуслепого Лучемира пользы в работе все равно не было никакой.
Андрей, пользуясь всеобщей занятостью, без предупреждения ушел по тропе в сторону запорожской деревни, от которой повернул к ручью, посидел на его берегу, то опуская в поток, то поднимая руку. Вода давила хорошо. В нее можно просто колесо с лопастями опустить – и то закрутится. Но если использовать перепад высот на полную катушку – эффект должен быть в несколько раз больше. Налюбовавшись и намечтавшись, князь обогнул край озера по самому берегу и стал подниматься на Боровинкину гору – заросший непролазной дубравой, нелюбимый местными смердами холм.
Каменная выпь неплохо охраняла свои владения – среди кустов лещины, дикой смородины и бузины не проглядывало ни единой звериной тропы, не то чтобы стежки-дорожки. Рухнувшие за ветхостью старые деревья так и оставались лежать, не тронутые топором дровосека, не подрытые зверьми, даже не погрызенные жвалами древоточцев. Уходили в рыхлую землю, затягивались зеленым мхом, придавливались новыми стволами, превращаясь в итоге в многоэтажную крепость, способную устрашить своим видом любого врага.
И все же было странно, что среди дубов, каждую осень роняющих многие тонны желудей, не появилось хотя бы кабаньего следа! Это какая сила способна одолеть даже такую всемогущую штуку, как голод? Может, тут и вправду выпь какая-нибудь сидит?
Андрей ощутил на спине холодок, предательски поднявшийся от копчика до лопаток, встряхнулся и решительно полез через влажные стволы, то и дело соскальзывая вместе со мхом. Хорошо хоть, саблю брать не стал – не мешается. Бревно, другое, небольшой участок ровной земли, еще один поваленный дуб, лежащий макушкой к вершине, – по этому можно пройти и поверху, одолев сразу два десятка саженей.
Снова ровный участок, а вот просвет меж скрестившимися на земле стволами. Тут и там к густым кронам тянулись молодые дубки, с ними боролись за свет темно-зеленые кустарники, так и норовившие поцарапать путника своими шипами и сухими ветками, порвать ему одежду, запутать ноги. Однако князь Сакульский продолжал упрямо пробиваться наверх.
Любая порча, хоть родовая, хоть наведенная, любое проклятие или неудача, привешенные человеку, только человеку и предназначены. Как ошейники, клички, команды, придуманные для собак, не подходят кошкам или лошадям, так и порча людская не страшна животным или растениям. В этом и заключалась суть защиты, подсказанной Звереву древним волхвом. Нужно побратимство с сильным, могучим деревом. Лучше всего – с дубом. Побратаешься, сплетешь свою судьбу с судьбой крепкого, здорового дерева, и пока останется крепким и здоровым оно – таким же будешь и ты. Никакая порча тебя после этого не одолеет. Ибо дубу она не страшна, а ты станешь с ним единым целым. Надобно только дерево найти, что к тебе с добром отнесется, что примет, не оттолкнет. Да позаботиться о том, чтобы и ему опасности не угрожали. Коли дуб-побратим умрет, то и человеку после этого долго не жить.
В поисках такого дерева и пробирался Андрей на вершину горы. Там, ему казалось, и должны были расти самые крепкие, сильные, здоровые, самые древние и могучие дубы. Где им еще стоять, кроме как не выше всех, как не ближе всех к солнцу?
Несчастные две версты, что отделяли округлую макушку холма от берега озера, князю Сакульскому пришлось преодолевать часа три, но зато он попал туда, куда хотел: к пяти неохватным, коренастым, разлапистым великовозрастным дубам, под которыми не имелось ни юной поросли, ни подлеска. Только низкая, чахлая трава. Деревья закрепились здесь прочно и основательно, навсегда.