Золото мертвых
Шрифт:
Волшебное слово: золото! Риус с Васькой тотчас спрыгнули вниз и принялись махать лопатами, не обращая внимания ни на какие черепа и костяки, Звияга тоже подошел к раскопу, ненадолго заколебался на краю:
– А как же проклятие, княже? Ты обмолвился: когда сокровище кладут, то заклятием его запирают. Коли упыри в стражах лежат, то каково же проклятие колдовское быть должно?
– Семьсот с гаком лет прошло, Звияга, как добро здесь зарыли. Какое уж тут проклятие! Выдохлось. Я же не боюсь!
Холоп кивнул, спрыгнул и тоже стал работать.
– А я, княже? –
– Отойдем…
Зверев отвел Пахома шагов на пятьдесят, остановился:
– Ты, воспитатель мой, человек у нас в семье доверенный, ты про многое знаешь, о чем иные и не догадываются. Мыслю я, батюшка, и о проклятии, что на роду князей Сакульских лежит, тебе поведал. Так, али нет?
– Слышал я о той беде, – признал холоп. – Что не рождаются в их роду мальчики, и мужчины, породнившиеся с ними, долго не живут.
– Тогда ты меня поймешь, – облегченно вздохнул Андрей. – Коли я могилу колдуна этого с земли своей уберу, то и проклятие исчезнет.
– Колдуна? Про колдуна ты ничего не сказывал.
– Он там, – кивнул на раскоп Зверев. – Вместе с золотом. Пожалуй, я его даже смогу узнать. По мечу в груди. Уберем колдуна – в княжестве и мужики вымирать перестанут, и род Сакульских от порчи очистится.
– Во-от оно как, Андрей Васильевич, – потянул дядька. – Что же ты сразу о том не поведал? Ну, коли так, то и в могиле поковыряться не грешно. Бог простит.
Когда они вернулись, «археологи» успели углубиться еще на полметра. Теперь ребра и конечности белели почти по всему днищу ямы. Тут и там, подтверждая сказку князя Сакульского про упырей, выглядывали звериные черепа, земля в яме и вокруг была густо усыпана желтыми костяными пластинками, каждая размером с большой палец. Несмотря навею свою энергичность, трогать костяки копатели пока не решались, выбрасывая наверх только волчьи и медвежьи головы, выскребая землю между останками.
– Пусти-ка меня, – решительно спрыгнул вниз Пахом, взялся за лопату. Он вогнал штык глубоко в землю рядом с одним из мертвецов, выдернул, отступил чуть в сторону, вогнал снова: – Чего смотрите? Помогайте!
Вчетвером они быстро обкопали скелет со всех сторон, потом вогнали лопаты под углом, одновременно нажали. Ком земли, скрепленный костями, оторвался от днища целиком – его поставили вертикально, потом вытолкали наверх. Дядька наклонился:
– Тут снизу еще один. Давайте, мужики, сперва вот этих двоих, что сверху, уберем, а потом под нижнего заглянем.
Мертвецов уже знакомым способом обкопали, подняли, затем закинули на край ямы нижнего. Пахом постучал вниз лопатой:
– Деревяшка какая-то. Тонкая, как оглобля. Еще одна наискось. Телега, что ли? Вон угол выглядывает. Вроде как сундука. Истлел весь. Сейчас, подкопаю.
– Здесь телег больше трех десятков зарыто, – присев на краю, на всякий случай предупредил Зверев.
– Да, сундук, – подтвердил холоп, слегка расчистив грязь. – Боковина. Все равно гнилье. Может, я сломаю сбоку да глянем, чего внутри?
– Давай, давай, – нетерпеливо потребовали Риус и Васька.
Пахом размахнулся, ударил. Стенка проткнулась, как бумажная, и отвалилась. Наружу посыпалась какая-то труха, камушки, косточки. Семьсот лет прошло – что в сырой земле уцелеет? Дядька копнул дальше, и на свет выкатилась медвежья черепушка, украшенная на лбу широкой желтой пластиной в виде раскинувшей крылья птицы.
– Упырий царь… – восхищенно прошептал Риус.
– Ну да, они своему царю голову отрубают и в сундуке возят, – хмыкнул Пахом и одним точным ударом снес пластину с кости, подобрал, потер о рукав. – Во. За такую побрякушку таких, как ты, троих купить можно.
– А таких, как ты, – десять, – недовольно огрызнулся мальчишка.
Холоп протянул пластину князю, принялся шуровать дальше и вскоре добыл вторую голову с пластиной, а потом и волчью – со вставными зубами. Тоже, понятно, из золота. Андрей же пока рассмотрел первую, похожую на орла германского вермахта. Вот только клюв этой птицы был без горбинки, полого изогнутый. Сокол, что ли? По-старославянски сокол назывался рюриком. Получается, новгородцы рубились с Рюриковичами. Причем под предводительством Гостомысла. Забавно.
– Больше ничего… – Пахом сам не заметил, как увлекся. – А если дальше вдоль борта копнуть? Ага, есть! Еще сундук! Вскрываем?
Не дожидаясь ответа, он ударил лопатой в угол, потом еще раз, чуть ниже, отковырнул. Опять посыпалась труха, среди которой сохранились обрывки шкуры и меха. Чьего – теперь и не определить. Пахом продолжил шуровать в сундуке и вскоре выкатил совершенно зеленый кувшин с широким горлышком, пару каких-то блях, три покрытых маслянистой грязью блюда.
– Все, – выпрямился холоп. – Нет здесь ничего больше.
– Искать нужно, – ответил Зверев. – Тут много всего снизу. Но на сегодня, мыслю, нужно с археологией заканчивать. Скоро смеркаться будет.
– С чем заканчивать, Андрей Васильевич? – не расслышал Звияга.
– Говорю, что, если вы не хотите ночевать здесь, среди мертвецов, нужно возвращаться.
Холопы встрепенулись, побросали лопаты наверх, вылезли наружу.
– Инструмент можно оставить, не украдут, – разрешил князь. – И вот еще что… Не рассказывайте никому, чем мы тут занимаемся. Такими делами хвастаться не стоит. Гнездо каменной выпи разоряем – и все.
Разборка могильника заняла у кладоискателей полных восемь дней. Так долго получилось оттого, что пять могучих дубов пришлось «укладывать», чтобы проникнуть им под корни. К виду мертвецов люди привыкли и теперь почти не обращали внимания, что ходят по костям, выворачивают лопатой чью-то ногу или руку. Общее построение захоронения стало понятно в первые же дни: составленные бок о бок телеги, поверх которых накиданы тела. Поэтому и вскрывали земляной слой отдельными ямами – с таким расчетом, чтобы попасть в середину очередного возка и оценить его содержимое. Пока удалось набрать мелких золотых украшений килограмма на два, горсть серебра и груду всякой бронзовой и медной утвари, которую еще предстояло вычистить, чтобы понять: нужна она кому-нибудь здесь или нет.