Золото Советского Союза: назад в 1975
Шрифт:
В окружающем мраке светилось одно оконце и лампочка над крыльцом. Лаяла собака. Из дома вышел дед с ружьём.
— Кто такие? — строго вопросил он.
— Свои, дедуля. Ствол опусти.
— Мишка, ты чтоль? Кого привёз?
— Я, я. Все свои.
— Ну проходи, коли свои.
Дед погремел ключами и распахнул ворота, в которые Васька загнал вездеход.
— Вон туды правь, под навес.
Следом прошли мы. Был соблазн сигануть наружу, пока Шрам отвлёкся на секунду. Победили здравые возражения. Вездеход быстрее меня, и он ещё не заглушил мотор. Догонят. Я не знаю
Оказавшись в доме, я отрубился, стоило присесть. Поэтому возвращаться на этот свет было особенно мучительно. Но меня тормошили и громко разговаривали, поэтому пришлось приходить в себя.
— Вы что, его били? — спрашивал незнакомый голос.
— Да нет, пару раз пнули.
— Какого хрена, Шрам! Ну ничего невозможно поручить. Нам ещё работать с ним. А ну как он окочурится.
— Да ну, чё ему сделается?
— А это что? Кровь? По голове пинали, что ли?
— Не, это не мы, это Хрущ в него углём зарядил, когда он сбежать пытался.
— Конченные идиоты, — простонал голос и приблизился вплотную. — Саша, ты меня слышишь?
— Ты кто? — сразу решил я прояснить ситуацию.
Мужчина примерно моих лет, настоящих, конечно, черты лица правильные, я бы даже сказал, породистое такое лицо. Борода. Поверх свободной рубахи безрукавка. Кажется, нашёлся заказчик торжества, и он хотел получить меня целым и невредимым. В сон клонило со страшной силой, но жизненно важно было прояснить моё положение, и уж потом отрубаться с чистой совестью. Если дадут, конечно.
— Боцман я. Слышал, наверное, обо мне.
Опа! А батя ещё сомневался, клюнет ли на меня какая-нибудь рыба. Да тут сразу щука. Правда, пока рыбака рядом нет, не сожрала бы она наживку вместе с потрохами.
— Слышал конечно. Прямо польщён. Чем обязан?
— Вот что, пойдём-ка ко мне, надо тебя перевязать, а то некоторых дураков заставь богу молиться, так лоб расшибут. Причём чужой. Ты на них не сердись, трусы они. А трусы всегда сначала бьют, а потом разбираются. Янчик, принеси воды и аптечку. Надо парню боевые раны обработать.
Янчик был мальчиком помладше меня, с волосами ниже плеч. Я даже засомневался, а не девочка ли это. Очень уж сноровисто и аккуратно промыли мой пострадавший затылок.
— Рваная рана. Зашить бы, — сиплым голосом вынесли надо мной вердикт. — В принципе, у меня есть игла и нить хирургическая.
— Не, спасибо, — отказался я, поднимаясь с ложа.
— Вообще-то я умею шить. Ну, в теории. На людях только потренироваться не было возможности.
— Так зарастёт.
— Останется большой шрам.
— Ничего. Шрамы украшают мужчин.
— Как хочешь. Я тогда пойду спать?
— Иди.
А неплохо гражданин Боцман устроился. Комнату можно назвать даже уютной. Пол застелен шкурами, на стенах оленьи и козьи рога.
— Нравится? — вошёл заботливый хозяин. — Тут и оставайся на ночь. А завтра о делах поговорим. Ты есть хочешь?
— Не откажусь. И о делах бы сразу можно. А то изведусь до утра.
— Ну если ты в состоянии, пойдём на кухню.
Кухня оказалась ещё более примечательной. Во-первых, резьба везде и всюду. Под потолком сплошной ажурной лентой, стол на витых ногах, и стулья в комплект. Во-вторых, электричество. До меня только сейчас дошло, что всюду электричество. Откуда ему взяться в тайге? Ну а в-третьих, даже в нынешних отелях в русском стиле таких роскошных кухонь не встретишь. А я на своём веку их повидал, уж поверьте.
Ковёр вишнёвых тонов на полу. И не советский персидских мотивов, а какой-то с охренительно толстым ворсом. Посуда — хрусталь, оправленный в серебро. Антиквариат или какой-то спецзаказ уровня Политбюро. Кухонный гарнитур под сплошной дубовой столешницей. И барная стойка, отделяющая зону кухни от столовой. Да я бы и в наши дни от такого не оказался! Кто ж ты такой, мил человек по имени Боцман?
— Располагайся, — махнул мне хозяин на накрытый стол. — Угощайся.
Вот это да! Вот это я понимаю! Никаких тебе синюшных кур и котлет. Из того, что я узнал, был малосольный хариус и хайрюзовая икра — полная хрустальная ваза. Рябчики с ананасами. Да, я помню стишок про буржуя. Заиндевевшая строганина и расколотка в двух половинках блюда, а между ними смесь соли и перца в углублении. Тёмное мясо исходило ароматом коптильни. Оленина наверное. А может, медведь. К этому изобилию прилагалась горка картошки, политой сливочным маслом и посыпанной зеленью, огурцы малосольные, их запах ни с чем не перепутать. И запотевший графинчик с беленькой.
Уровень: бог, — повысил я статус хозяина. Олигархов же у нас нет. Какой-нибудь партийный функционер? Что вообще происходит? Что ему может понадобиться от простого советского школьника?
— Выпьешь? — предложил Боцман, усаживаясь напротив — в мягкое, обитое красным бархатом креслице.
— Не откажусь.
— Рюмашку налью, больше не дам. Не потому что жалко, а как бы не сплохело тебе с такими ранениями.
Выпили, похрустели огурцом. Мне хотелось попробовать всё представленное на столе, но опыт, сын ошибок трудных, предостерегал от обжорства. Головушка-то моя дырявая, и хоть мутить почти перестало, но как бы не спровоцировать. Поэтому я скромно положил картошечки и ломтик мяса. Если к утру не станет хуже, наверстаю за завтраком. Если станет, тем более, не стоит набивать желудок.
— Спрашивай, вижу же, гложет тебя любопытство.
— Что, прямо обо всём можно спрашивать?
— Обо всём можно, но ответить не обещаю.
— Тогда просвети меня, для чего я тебе понадобился?
— Ты смотри-ка, не в бровь, а в глаз.
— И контрольный в голову, — пробормотал я, но он услышал. Пришлось пояснить: — Любимая присказка моего друга.
— Так что же, правду мне сказали, что у тебя с памятью проблемы?
— В общем, да.
— А мне кажется, не в этом дело. Так?