Золото. Назад в СССР 1

Хлебов Адам

ничьих желаний не исполняет.

Я шел и размышлял обо всем этом, пока чуть не натолкнулся лицом о спину впереди идущего Степана.

Что за черт! Группа остановилась перед небольшой поляной, на которой у костра расположились двое мужчин.

Они оба сидели к нам спинами и не заметили нашего появления. Точнее не сидели, а полулежали.

Похоже, что они спали прямо на расстеленых спальных мешках на земле, укрываясь верхней одеждой, и не устанавливая палатку, валяющуюся рядом.

Один

из них лежа, облокотившись на руку, утонувшую локтем в подложенный рюкзак. Похоже, что это был Гибарян.

Недалеко от него, прямо рядом справа спал второй.

— Костя! Константи! — мое сердце запрыгало в груди от радости.

Как же я был рад его видеть живым!

Я моментально сбросил свой рюкзак. И со всех сил побежал к людям у костра, расталкивая тех, кто остановился передо мной в нерешительности!

В костерке догорали сучья, потчи не давая света и тепла.

Услышав мой крик, второй человек у костра вскочил, отбросив с себя куртку, привычным движением левой руки стремительно отстегнул чехол винтовки, а затем правой рукой вынул ее.

Только проснувшись, он тревожно вращал ничего не понимающими глазами, переводя ствол с меня на людей оставшихся за спиной.

— Чего надо? — крикнул мужик. — Взять хотите? Думаете, я вам дамся? Ну, берите! Попробуйте! — он поднял винтовку и выстрелил в воздух.

Голос его был хриплым и прокуренным. Такой бывает у тех, кто просадил свои связки обжигающим чифиром бесконечным курением плохого табака.

— Не дури, парень! Опусти ружье, — спокойно не обращая внимания на выстрел сказал Гунько. Его голос приобрел какой-то грудной глубокий бас. Николай Прокофьевич хотел выглядеть солиднее и авторитетнее. — Смотри сколько нас, а ты один. Мы не из милиции. Пока никаких бед не натворил.

Это возымело действие. Голос Гунько охладил его пыл.

Человек перестал в нас целиться, но ружье с плеча не убрал.

— Если совесть твоя чиста, просто отдай нам товарища и иди с миром. Ежели нет, то соберись с волей и ответь за свои дела, как мужчина. Север всегда спрашивает за дела с человека, мне ли тебе говорить.

— Беглый зек он, — сквозь зубы простонал и поморщился Костя Гибарян.

— Стойте, где стоите! — грозно прикрикнул сбежавший заключенный

Я бросился к моему напарнику не обращая внимания на человека с ружьем. Опустившись рядом с ним на колени, я пожал протянутую руку.

Он выглядел истощенным и изможденным, но намного лучше, чем можно было бы ожидать.

Гибарян внешне больше походил на горца из рода Шамиля, того самого, который воевал в царем, а потом попав в плен был одарен золотой саблей и осыпан высокими почестями.

Костя имел светлую кожу, которая никак не загорала в похода и экспедициях, длинную кудрявую, словно мелкий каракуль, черную бороду.

Впалые скулы, длинный прямой нос, с почти незаметной горбинкой. Вечно хмурые мясистые надбровные дуги с глубокими вертикальными складками, которые

вводили в заблуждение людей незнакомых с ним.

При всей его грозной внешности это был на редкость добродушный и компанейский человек.

— Здорово Илюха, где тебя носило, черт тебя подери, я уже заколебался с этими, — он кивнул в сторону человека с ружьем.

— Я тоже счастлив тебя видеть, сволочь ереванская! — он впервые улыбнулся услышав эти слова, — как твоя нога?

Я посмотрел на его травмированную стопу.

— Видишь, я тут что-то типа лангетки соорудил, — он кряхтел, как старик, говорил морщась, сквозь зубы, превозмогая боль, пытаясь пересесть поудобнее, — но все равно неправильно срастется, у тебя нет в Поселке знакомого хорошего хирурга ортопеда?

Костя был сильным мужиком и не терял чувства юмора присутствия духа в любой ситуации. В поселке вообще не было хирургов, а тем более ортопедов и мой напарник об этом прекрасно знал.

— Ортопеда найдем, — я перевел взгляд на человека стоящего рядом со мной, — не знаю, как тебя, зовут, братишка, но ты не мог бы убрать ствол обратно в чехол? Ты меня и ребят ужасно нервируешь. Ненароком кто-нибудь случайно выстрелит.

Трое спасателей, за исключением Гунько продолжали держать беглого зека на прицеле.

— У него нет патронов, можешь расслабиться. Так что не переживайте, — он поднял свои впалые усталые глаза на ребят у меня за спиной, — тот патрон последний был. Витя — понтуется.

Слова Кости угнетающе подействовали на того, кто стоял рядом. Он понял, что его маневры и плохая актерская игра не удались, поэтому как-то неуклюже оттолкнул от себя оружие, развернулся и бросился наутек.

Гунько пожал плечами, мол не мое дело. Раз бежит, то пусть бежит. Я посмотрел на Костю, тот моргнул в знак того, что надо бежать за ним.

— Он тут один без меня сдохнет, дурак. Это — сто процентов. Догони его, пожалуйста, Бурцев, не сочти за наглость. Во имя человеколюбия.

Я снял с плеча свою винтовку, положил ее рабом с Гиаряном и посмотрел в спину «дважды» беглеца и побежал во имя человеколюбия.

От группы спасателей отделился Степа и побежал вслед за мной. Я был не против — вдвоем ловить этого чудика веселее.

Далеко убежать он не успел, мы нагнали его метров через двести. Оно и понятно. Силенок у них с Гибаряном оставалось совсем мало. Недели в тундре истощили.

Я догнал и подсек его своим сапогом «школьной» подсечкой. Его задняя нога на бегу тут же зацепилась за переднюю, и Витя, виртуозно исторгая трехэтажные матерные ругательства, камнем полетел лицом вперед.

Падая, он матерился на ситуацию, неудачный побег и превратности судьбы так искренне и смачно, что я с трудом сдерживался от смеха.

В отличии от Степана, который испытывал гнев и наскочил на него сзади и собирался вломить беглецу.

Я с трудом удержал спасателя, чудом перехватив замком летящий кулак.