Золотое колечко на границе тьмы
Шрифт:
– Ладно, п-потешились и хватит, – сказал Валерий. Тоже с невольным заиканием. – Убираем этот д-дрын и начинаем грести. – Он стал выдергивать из гнезда мачту. Юрка начал помогать, но остановился и сумрачно вспомнил:
– Б-бабка б-была, кажется, п… права…
– В чем права? – буркнул Валерий.
– Ут… тром с-сказала: "Т-ты с-своей смертью не помрешь. П-повесят или п-пристрелят…"
У Юрки с его бабушкой отношения складывались непросто. Бабушка была верующая, читала религиозные книги, однако (по Юркиным словам) характеру ее не всегда было свойственно христианское смирение. По крайней мере, в общении с внуком. К Юрке она относилась с язвительной придирчивостью,
Впрочем, в это утро внук и бабушка поспорили о чем-то другом (какие там тетради, если каникулы). Не помню, о чем именно. Знаю только, что Юрка стал детально объяснять любимой бабушке, что ее ждет в преисподней за неправильное отношение к внуку. Бабушка не перенесла спекулятивного использования библейской темы и огрела Юрия шлангом от стиральной машины.
То. что именно шлангом, почему-то особенно возмущало и оскорбляло Юрку. Судя по всему, удар каким-либо другим предметом домашнего обихода был бы менее болезнен для его самолюбия.
Отбросив шланг, бабушка и произнесла слова о том, что внук, в силу своих порочных качеств, обречен на насильственную смерть. Сейчас эти слова казались Юрке зловещим пророчеством.
– Ну, чего так переживать. – осторожно сказал я. – Все ведь обошлось, этот дурак не выстрелил.
– Но ведь мы еще не д-доплыли до д-дома, – с грустной задумчивостью отозвался Юрка.
Мы с Валерием тоже призадумались. Уложили жердь с парусом на дно лодки и по очереди принялись сосредоточенно грести против течения. Но судьба готовила нам новый удар: весло в моих руках подло хрустнуло и сломалось.
Если бы посредине древка сломалось, тогда еще ладно, можно было бы грести двумя половинками. Но попасть отломилась у самой шейки. Таким образом, оказались мы с одним однолопастным веслом и нелепой дощечкой, порядком уже измотанные, в десяти километрах от дома, при встречном течении и ветре.
Ну что же, погребли, как могли. И все же двигались, хотя и понимали, что доберемся к месту не скоро.
А впереди ждало нас еще одно происшествие. Самое пакостное. Пиратское.
Плоты у берегов тянулись почти сплошь. То по левому берегу, то по правому. И работали на них не только заключенные, но и вполне свободные, жизнерадостные граждане СССР. Недалеко от пассажирской пристани веселая компания таких граждан, прервав трудовой процесс, развлекалась купанием. Несколько гогочущих мускулистых парней подплыли к нам и наперебой высказывались в том смысле, что на такой калоше мы попадем прямо в царство небесное.
Я деликатно возразил, что, может быть, такого финала и не будет, если пловцы станут держаться подальше. Они, однако, не вняли совету. А один поступил совсем подло…
Это был рыжий – веснушчатый и медноволосый тип. Сразу оговорюсь, что его конопатость и рыжесть не имела в себе ни капельки той симпатичности, которая украшала девочку Полю и маму Олешека. Рожа у него была узколобая, разбойничья, ухватки уголовные, гогот отвратительный. Он осклабился и положил пятнистую лапу на корму нашего суденышка.
Этого было достаточно. Мы
Лодку мы умело и быстро отчерпали на плаву, было не привыкать. Забрались в нее. Были мы целы-невредимы, вещи все оказались на месте. Кроме обуви.
Эта потеря разозлила нас отчаянно. А еще больше – сам факт вероломного пиратского нападения. Наши души жаждали отмщения. Миновав участок плотов, мы выбрались на берег и пошли искать контору лесосплавщиков, чтобы потребовать возмещения морального ущерба и убытков.
Мы долго ходили среди всяких будок, эстакад, штабелей и заборов, но никакой конторы не нашли. Только потеряли еще около часа. Солнце уже заметно склонялось к далеким башням Троицкого монастыря. Напротив этого монастыря стоял дом наших знакомых, у которых мы оставляли лодку. И плыть до этого дома было еще ой-ёй-ёй сколько…
Добрались мы уже после заката. Знакомые не на шутку тревожились. Мы же думали о том, как тревожатся наши домашние.
А впереди ждало нас последнее испытание: путешествие босиком чуть не через весь город. Впрочем, Валерия и меня это не особенно волновало. Но Юрий говорил, что идти так совершенно неприлично. И зябко поджимал ноги. Его незагорелые интеллигентные ступни фосфорически белели в жиденьких июльских сумерках.
Но делать нечего, пошли, выбирая улицы побезлюднее. Было даже приятно идти по теплой пыли немощеных дорог. Пыль эта скоро припорошила Юркины ноги, и он малость утешился.
Я на ходу философски размышлял, какой груз предрассудков и условностей взваливает на наши плечи грядущая взрослость.
Казалось, еще совсем недавно мы бегали, не стесняясь ободранных коленок и прилипших к майкам репьев, пускали из луков стрелы в нарисованных на заборах чертей, сотрясали азартными криками переулки при игре в сыщики-разбойники. Теперь уже так не поскачешь.
Конечно, мы еще многое можем. Например, лихо носиться на велосипедах, гонять на пустырях футбольный мяч или вот, как сегодня, окунаться в "парусные приключения". Но возраст уже накладывает свои запреты на вольную жизнь. Не полезешь теперь с мальчишками на крышу запускать змея, не устроишь весной в лужах гонки сосновых корабликов, не станешь вечером на дворе поджигать самодельные дымовые шашки, чтобы очередной раз перепугать соседку Таисию Тимофеевну…
Да и в школе то же самое. При очередном объяснении с завучем Петром Юлиановичем уже несолидно шмыгать носом и говорить бесхитростно: "А чё я сделал". Приходится тактично объяснять, что растущий интеллект периодически требует разрядки, каковая порой, становясь неуправляемой, принимает причудливые формы – вроде эксперимента с дымящимися сигаретами в зубах черепов гориллы и питекантропа, который (эксперимент то есть) и ввел в непредсказуемое состояние нашу уважаемую биологичку Алевтину Михайловну, о чем мы, естественно, искренне сокрушаемся…
– Да-а… вздохнул я, пыля по обочине. – Многое мы уже потеряли и многое потеряем еще…
– Ну уж дудки! – откликнулся практичный Валерий. – С меня хватит башмаков…
Я грустно посмеялся. Старых башмаков было не жаль. Только бы у мамы не случилось там какого-нибудь сердечного приступа.
…Мама и старшая сестра ждали меня у калитки.
– Хорош, – сказала Людмила, глядя на меня, на босого. И поджала губы (скорее всего, чтобы не разреветься).
– Где тебя носило? – спросила мама и всхлипнула.