Золотое колечко на границе тьмы
Шрифт:
Посмотрев на фото, Олешек не мог не убедиться, что именно я написал:)ту книжку.
– Ух ты… Она про корабли, да?
– Про корабли. И про ребят, про таких, как ты… и каким был я когда-то… Подожди… – Я вынул авторучку. Она была упакована в специальный целлофановый пакетик, чтобы не потекла на высоте от смены давления. Я разорвал целлофан и написал на титульном листе: "Диме-Олешеку на память о том, как он гулял босиком по Африке. Желаю тебе так же весело и смело обойти весь земной шар и поменьше наступать на колючки". Расписался и поставил дату: "2 ноября 1972 г. Высоко над
…Олешек унес книжку к себе, в свое кресло, и какое-то время они с мамой листали ее вдвоем. Потом мама выглянула из-за спинки, прижала руку к груди и наклонила голову, проявив тем самым сердечную благодарность. Я поклонился столь же церемонно, давая понять, что рад сделать приятное. И подумал: "А может, спросить Олешека, как зовут его маму? Вдруг… Полина?"
Но понял, что не решусь.
…А самолет все летел, летел в пустом безоблачном пространстве, над похожим на стиральную доску океаном… Летел ли? Может быть, повис неподвижно? Очень уж равномерное было движение, очень монотонный гул.
Стюардессы покормили нас обедом. И опять потянулись неторопливые сонные часы. Я успел написать черновик своего выступления для встречи-конференции с кубинскими писателями. Успел поругаться с проснувшейся Мадам, которая требовала, чтобы я отдал текст ей. Она, видите ли, обязана иметь у себя копии всех подготовленных речей. Я не отдал, заявив, что это не копия, а оригинал. Что же касается о б я з а и н о с т е й Мадам, то это ее проблемы.
Мадам сказала, что никогда не подумала бы, что столь безответственных молодых членов Союза писателей могут посылать за границу в составе официальных делегаций. Причем не куда-нибудь, а в страну пламенной революции, где…
Она не договорила и крепко чихнула, как бы подтверждая свое негодование. И, словно в ответ на этот категорический чих, самолет ощутимо тряхнуло.
Мадам замерла, мигнула и… чихнула снова. И наш лайнер опять подпрыгнул, как на ухабе.
– Ф-фантастико, – не удержался я.
Мадам воткнула в меня негодующий взор, но туг же сморщилась и сотряслась от нового чиха. А «Ил» запрыгал, как водовозная бочка на бугристом спуске.
– Вот видите, – сказал я назидательно.
Тряска усиливалась. «Ил» начал то проваливаться в воздушные ямы, то резко взмывать. И все это сильнее, сильнее. Еще сильнее. И вдруг мы ощутили, как он резко идет вниз
– Ай! Сломался, что ли? – раздался тонкий мужской голос.
Но надо заметить, что это было единственное проявление паники. В общем-то и взрослые, и ребятишки вели себя тихо. Самолет наконец перестал «сыпаться» вниз, но жестокая тряска не прекращалась.
– Что это? – сказала Мадам посеревшими губами.
– Боюсь, что Бермудский треугольник, – мстительно отозвался я. – По-моему, мы как раз где-то в этих пакостных местах.
– Фан… ай!.. – Это от нового сотрясения.
Любопытно, что я тогда не чувствовал никакой боязни. И сердце стукало в нормальном ритме – в отличие от того момента, когда ровно и спокойно летели над Римом.
Кстати, потом, уже дома, прикидывая этот маршрут на морской меркаторской карте Атлантики, я увидел, что мы и правда чиркнули по южной границе знаменитого
Проходили мы этот район примерно четверть часа. Постепенно тряска сошла на нет. «Ил» опять поднабрал высоту, и самолетная жизнь пошла своим чередом. Снова выбрались на ковровую дорожку малыши с красным мячом. Разноцветный Костя с двумя девочками перебрасывался бумажным голубем. Наверно, не часто бумажные голуби летают на такой высоте…
Появился из-за кресла и Олешек. Глянул вопросительно: нет ли у меня настроения для новой беседы?
Я поманил его. Олешек с готовностью оказался рядом (Барбудо по-прежнему отсутствовал, тряску он пережил в салоне первого класса).
– Я в вашей книжке уже одиннадцать страниц прочитал. А потом как затрясло…
– Перепугался?
– Не-а… не очень. Меньше, чем мама. Я ей говорю; "Не бойся. У меня для безопасности одна вещь есть…"
– Что за вещь?
– Ну, бывают такие, заколдованные. Для счастья. У них специальное название, только я забыл…
– Талисман?
– Да! Правильно!
– А что за талисман? Или это секрет?
– Вообще-то секрет. По вам покажу. Это та штучка, на которую я там, в Африке, наступил. Она лежала кверху петелькой. Вот… – Олешек извернулся на сиденье, вывернул с подкладкой тесный боковой карман и протянул мне на ладони пуговицу.
Это была форменная пуговица. Вроде армейской, для шинели, но не желтая, а из тусклого белого металла. С пятиконечной звездой. Почти что совсем "наша", только звезда не с серпом и молотом, а сплетенная из пяти полосок. Такая, какие мы в детстве мастерили из дранок…
Ничего тут, конечно, не было удивительного. Я сразу понял, почему при беглом взгляде на марокканские мундиры пуговицы показались мне знакомыми. Только тогда я не разглядел как следует.
Сейчас я вспомнил, что такая переплетенная пятиконечная звезда – пентаграмма – эмблема Марокканского королевства. Она и на флаге Марокко – зеленая на красном поле. Потому и на пуговицах.
Наверно, эта пуговица оторвалась от формы рабатского летчика и упала в траву. И очень удачно подвернулась под босую ступню залётного мальчишки. И такая обычная, ничуть не волшебная там, в Рабате, для Олешека стала талисманом, потому что связана с приключением.
Жаль, что мне не попалась такая же Я позавидовал Олешеку. Но не очень. Главное, что я все-таки увидел ее и вспомнил наши звездочки-самолеты из лучинок. И было такое ощущение, что ко мне вдруг вернулась та звездочка, которая в далеком сорок шестом году застряла среди тополиной листвы.
Но если вернулась, то… не самое ли время спросить: "Олешек, как зовут твою маму?"
И опять я не спросил. Потому что понимал: шансов почти никаких. Пусть зто останется тайной. В тайне всегда есть надежда. И у меня сохранится в памяти такая вот сказка: про девочку Полю и про вернувшуюся ко мне через много лет маленькую летучую звезду…