Золотое руно (сборник)
Шрифт:
Он вернулся к своей сумке. Следующее отправление, которое он вытащил из неё, тоже оказалось для меня. Почти. Вместо того, чтобы положить его на стол, он протянул его мне. Адресатом, надписанным от руки, значились «Мистер и миссис Джейк Койн».
Я снова покачал головой, в этот раз больше от удивления, чем в знак отказа.
– Нет никакой «миссис Койн».
– Вы должны это взять, – сказал он.
Это было соблазнительно. Но нет, она не моя жена. Она – не часть моего мира. Я не двинулся с места.
Он пожал плечами и положил конверт в пустой
Я не хотел, чтобы жизнь этого другого Койна наваливали на меня.
– Уберите его оттуда.
Иоанн Павел продолжал раскладывать почту, игнорируя меня, как он мог игнорировать незнакомца, пытающегося завести разговор в метро. Я схватил его за руку и попытался развернуть его. Старик оказался куда крепче, чем выглядел – благодаря, полагаю, тому, что постоянно таскает мешки с письмами. Он легко отпихнул меня, и я упал на стеклянную дверь в вестибюль. На одно ужасное мгновение мне показалось, что стекло сейчас расколется, и осколки упадут на меня, но оно выдержало. Понтифик повернулся ко мне, и теперь направлял на меня крошечный аэрозольный баллончик.
– Никогда больше так не делайте, – сказал он со своим таинственным европейским акцентом. Он не кричал, но твёрдость в его голосе словно придавала ему громкости.
– Просто скажите мне, что происходит, – сказал я. – Пожалуйста!
Примерно секунду он молча смотрел мне в глаза. На лице его не было выражения возмущения человека, подвергшегося неспровоцированному нападению. Нет, это была скорее внутренняя борьба отца, вынужденного шлёпнуть сына.
– Простите, – сказал он.
К чёрту его бесконечное терпение. Я был зол и я хотел, чтобы он тоже разозлился.
– Послушайте, – сказала я, наконец, – вы продолжаете приносить мне чужую почту. – Я ненавидел себя за то, что голос у меня задрожал. – Я… мне бы не хотелось сообщать об этом вашему начальству.
Угроза была нелепая, и мои слова повисли в воздухе между нами. Иоанн Павел уставился на меня с задумчивым выражением на лице. Наконец, он рассмеялся и покачал головой. Он поднял свою сумку, словно прикидывая, много ли в ней осталось почты. Затем взглянул на часы.
– Хорошо, – сказал он, наконец. – В конце концов, мне не нужны неприятности с начальством. – Он снова засмеялся – негромко, но в уголках глаз у него блеснули слёзы.
Я медленно поднялся на ноги, отряхнул пыль с задней части джинсов.
– Итак?
– Вы не на своём месте, мистер Койн, – медленно произнёс он. – Вы этому месту не принадлежите.
Вся история моей жизни, подумал я. Однако ответил:
– Что вы имеете в виду?
– Вы думаете, что можете просто так взять и заявить, что собираетесь быть журналистом? – Он положил баллончик обратно в сумку.
– Я не просто взял и заявил. Я тяжело работал, чтобы получить эту профессию.
– Я не это имею в виду. Предполагалось, что вы станете… – он сделал паузу, затем произнёс, следя за произношением: – …палеонтологом.
– В каком смысле – «предполагалось»?
– Вы не можете делать в жизни всё, что угодно. Вы должны играть теми картами, что вам были сданы. Думаете, я хотел стать почтальоном? Просто так оно обернулось для меня. У вас нет выбора. – Его голос был печален и звучал будто бы откуда-то издалека. – Впрочем, в моём случае всё не так плохо. Мне поручили ещё одно дело: возвращать людей вроде вас на правильный путь.
– Правильный путь? – Старик был явно не в себе. Я должен бежать, скрыться, спрятаться…
– Когда вы решили стать журналистом вместо… палеонтолога?
– Точно я не вспомню, – ответил я. – Где-то в течение последнего года в школе. Мне стало скучно; мне не хотелось становиться студентом на всю оставшуюся жизнь.
– Это было важное решение, – сказал он. – Я думал, вы его запомните лучше. – Папа улыбнулся. – Это было 22-го апреля 1973 года, в 10:27 вечера. Именно тогда вселенная раскололась надвое. Вы порвали письмо с сообщением о принятии в Университет Торонто…
– Что вселенная сделала?
– Раскололась, стала двумя вселенными. Такое иногда случается. Видите ли, раньше считали, что каждый раз, когда кто-то делает выбор, делает что-то вместо чего-то, то события развиваются по обеим линиям. Вселенная расщепляется миллионы раз в секунду, и каждая идёт дальше своим путём.
Я не понимал, о чём он говорит.
– Параллельные вселенные? – переспросил я; я вспомнил, что слышал такой термин в какой-то полузабытой серии «Звёздного Пути». – Думаю, такое возможно…
– Это полная чушь. Такого не может быть. Не хватит материи, чтобы вселенная расщеплялась с такой скоростью. Любой дурак это поймёт. Нет, большая часть этих решений сглаживается в течение нескольких минут или дней – всё остаётся точно таким же, словно решение никогда и не принималось. Две вселенные сливаются снова, объём материи сохраняется, её структура прочна, и я ухожу с работы пораньше.
Его слова звучали напыщенно, хотя сам он так не выглядел. Разумеется, вполне возможно, что он всегда так говорит. В конце концов, за те одиннадцать с лишним месяцев, что я с ним знаком, мы не обменялись и дюжиной слов за раз.
– И что? – спросил я его.
– А то, что время от времени мироздание словно икает. Вселенные теряют контакт и продолжают двигаться дальше по отдельности. Этого допускать нельзя. Это ослабляет ткань бытия, так мне сказали. Мы должны возвращать ход событий на верный путь.
– О чём вы говорите?
– Вы когда-нибудь слышали о Рональде Рейгане?
– Нет. Хотя… вы про актёра? Про того парня, что фотографировался с шимпанзе?
– Да, про него. Вселенная икнула почти сорок лет назад. Ему пришло в голову стать политиком, представляете? Я даже не буду вам рассказывать, как высоко он взобрался в правительстве США – вы всё равно мне не поверите. Потребовалась целая армия почтальонов, чтобы после этого вернуть всё на правильный путь.
– То есть вы хотите сказать, что я должен был стать палеонтологом, а не техническим писателем?