Золотое солнце
Шрифт:
«Ты, — обращаюсь я на немой речи, — незнакомый боец, который за нас. Я даже имени Твоего не знаю. Помоги нам, и я поверю в Твою силу. Получишь любые пожертвования, только сам назови цену и вытащи нас из этого дерьма!»
Лодки покачиваются поодаль, проклятые лодки, волна не гонит их ни к берегу, ни от берега. Проклятая магия.
«Ты! Не вини меня за неучтивость. Покажись, и я буду знать, как обращаться к Тебе, как просить и что предлагать. Если не брезгуешь бывшей Крысой, бывшим абордажным мастером и нынешним плавучим дерьмом, будь мне другом. Помоги!»
— Малабарка!
Что я ей отвечу? Что море взбунтовалось? У нее самой уже бунтовал ветер.
«Ты! Может, Тебе надо, чтобы я признал Тебя своим господином? Я признаю. Ты бог, Ты даже сильнее богов, не знаю, кто Ты, но будь господином. Только помоги».
Ничего.
Не напрасно ли я зову Его? Или там нет ничего, одна прорубь и пузырь посередине? Нет. Спокойно. Может быть, я ничего не могу Ему дать? Тогда как?
«Помоги. Просто помоги. Я очень прошу Тебя, помоги».
Та, самая первая посудина пошла ко мне кормой, против ветра и против течения... Я оглянулся на Ланин. Девочка тащит четвертую лодку к воде. Не видела. «Кто бы Ты ни был, благодарю Тебя. Если я Тебе понадоблюсь, я — Твое».
— Ланин! Я держу лодку, залезай!
Кошка на берегу то жалобно взмяукивала, то шипела вслед нашей посудине. Тварь, может, и сама бы сбежала отсюда, да куда ей деться.
Я сел на весла.
Отлив благоприятствовал нам. Очень хорошо. Девочка моя заулыбалась. Через четверть стражи остров начал расплываться в туманной дымке. Ланин с ненавистью стянула сапоги и уже было вознамерилась выбросить их за борт. Не торопись, девочка. Умная принцесса не станет выбрасывать сапоги. Умная принцесса, Аххаш и Астар, побережет сапоги. А потопит сапоги в море только настоящая чума, чума, а не принцесса... В общем, она все-таки посмотрела на меня.
— Знаешь, что у тебя на лице, Малабарка?
— Что?
— Время от времени к нам приплывают торговые корабли из Марга. Так вот, тамошние купцы излучают умеренность и благоразумие как раз в тот момент, когда подсовывают простакам гнилой товар... Вот у тебя на лице сейчас именно...
— Подлые лукавые люди! — перебил я ее.
Мы рассмеялись. Хозяин Бездн так и не получил в жертву пару добротных сапог.
— Прах побери, Ланин! Анналы не помнят людей бережливее нас с тобой...
Она чуть не выпала из лодки.
Серебряная хроника Глава 8. Тень высоты
— Все, — выдохнул Малабарка, опуская, нет, почти роняя весла. Он ничего больше не прибавил к этому «все», но остальное было отчетливо написано на его лице: изнемогаю, надо отдохнуть, а сколько этот отдых продлится — даже богам неведомо...
Свою помощь предлагать я даже не стала: это было бы смешно. Я и с легкой прогулочной лодочкой Зарека еле управлялась, а уж с такой, где по-хорошему надо грести двум сильным парням, по одному на весло...
А Малабарка ведь еще и ночь не спал, неожиданно вспомнила я. Я же ему спать и не дала со своим мытьем головы, а дальше пошло-поехало.
— Как ты? — осторожно спросила я, глядя, как он опускается на дно лодки.
— Терпимо. Через стражу приду в себя. — Он попытался улыбнуться, и почему-то это лучше всяких слов сказало мне, что стражи может оказаться недостаточно.
— Хоть голову на колени мне положи. — Это было единственное, чем я могла облегчить его положение в таких обстоятельствах. Малабарка с благодарностью кивнул и начал устраиваться поудобнее.
— У нас нет времени... — еле слышно пробормотал он уже в полусне. — В гавани, Аххаш, стоит оч-чень неприятная галера... Не галера, а сплошная неприятность.
...Самое большее через четверть стражи я поняла, что все мое тело неимоверно затекло. А солнце, как назло, жгло все сильнее и сильнее... а зеркальное облачение я порвала в клочья. Остатков как раз хватило, чтобы сделать тюрбан на голову и краем прикрыть лицо: я хорошо знала, какие ожоги бывают на такой светлой коже, как моя. По воде, казалось, растеклось второе солнце, слепя и сверху, и снизу, прах все подери окончательно и бесповоротно!
Безумно хотелось спрыгнуть за борт и немножко поплавать, если уж совсем не движемся: и размялась бы, и остыла. Да только нельзя было. Даже пошевелиться было нельзя: это могло разбудить Малабарку. Он ведь как устроился, так почти сразу и выпал из мира. Один раз я уже не позволила ему выспаться, хватит.
И все-таки до чего же жарко было в этом черном! И не то что нужного нам ветра с полудня или полудня-захода — вообще ни ветерка не было с самого утра. Сейчас, конечно, тихое время, но чтобы до такой степени... По воде пробегала даже не рябь, а какая-то нервная дрожь. Никогда бы не могла подумать, что море может быть настолько спокойным. Одно утешало: в такой штиль нас по крайней мере не унесет в непонятном направлении, где встали, там и будем стоять.
Небо и вода, вода и небо. Синее, сомкнутое с голубым. И только наша лодка посередине... да, мне и раньше приходилось плыть на корабле вне видимости берега, но по сравнению с многолюдной галерой лодка была почти ничем. Жалкая деревянная скорлупка, спящий человек у моих ног — и я, одна под палящим полуденным солнцем. Я судорожно сжимала обломок ракушки на своей груди, но даже мой знак зари не мог защитить меня от одиночества и страха.
А если (маловероятно, но все-таки) отсутствие лодки было обнаружено и сейчас на нашем хвосте висит погоня? А мы тут болтаемся рыбьей требухой на воде, как сказал бы Малабарка!
Эта мысль добила меня. Слезы бессилия так и хлынули из моих глаз — слезы, которым я не позволяла пролиться ни в Древнейшем Храме, ни на горе, под которой казнили Салура, ни после нашего во всех отношениях запредельного прорыва из гавани. А сейчас они лились и лились, жгучие, как настойка полыни, и хотелось упасть лицом вниз, в кровь разбить кулаки о борт, взвыть раненой волчицей... Но я не смела — Малабарка спал! — и лишь тихонечко скулила себе под нос, чем распаляла себя еще больше. Только сейчас я осознала, на что похоже настоящее, абсолютное бессилие.