«Золотое» столетие династии Романовых. Между империей и семьей

Сукина Людмила Борисовна

Средний ум, среднее образование, средний характер, уважение к старшим родственникам (матери, двоюродному деду, дядьям) и зависимость от их мнения – все это, наверное, совсем неплохо для среднего человека, живущего обыкновенной частной жизнью, но недостаточно для государя большой империи в эпоху революций, экономических кризисов и мировых войн. Со временем это становилось все более очевидным для политической элиты России и русского общества. Николаю с трудом удавалось находить решения даже небольших политических проблем, а сложные вызывали у него депрессию или раздражение. Он все больше уходил в жизнь семейную, горести и радости которой находили в нем действительно живой отклик. Постепенно семья стала для него центром вселенной, а о ценностях самодержавной власти и государства он продолжал заботиться только в силу своего положения

императора.

Даже с императорским имуществом, расположенным в столице и имеющим, кроме всего прочего, значение государственных символов, Николай, бывало, поступал, как провинциальный помещик со своей усадьбой. Один из таких примеров приводит в своих мемуарах все тот же С. Ю. Витте.

Через некоторое время после восшествия на престол император уже не мог из-за постоянных конфликтов между его женой и матерью оставаться в родительском Аничковом дворце. Витте предложил ему переселиться в Михайловский дворец, окруженный прекрасным парком, где было бы удобно и приятно гулять императорским детям. Но Николай отказался, заявив: «Я не вижу, почему я должен жить не в тех помещениях, в которых жили мой отец и мой дед». Он переехал в Зимний дворец, закованный со всех сторон в гранит площадей и набережных. Проблему прогулок с детьми он решил просто – отгородил решеткой часть Дворцовой площади, которая принадлежала городу, и приказал развести там небольшой парк. На возражения городских властей он не обратил никакого внимания – так было нужно ему и его семье.

Императорская семья быстро увеличивалась. С перерывом в два года родились три дочери: Ольга, Татьяна, Мария, в 1901 г. – четвертая, Анастасия. Императрица тяжело переносила все свои беременности, страдая от тошноты в первые месяцы. У нее болели ноги, и последние недели перед родами она почти не выходила из спальни. Император трогательно заботился о супруге. По вечерам, когда она уже лежала в постели, читал ей книги по-русски и по-французски. Перед рождением княжны Марии это была, например, «Война и мир» Л. Н. Толстого.

Рождения детей чередовались с потерями и несчастьями, как это бывает в любой большой семье. Летом 1899 г. умер от туберкулеза 27-летний брат императора Георгий, который ввиду отсутствия у Николая сына был наследником-цесаревичем. Осенью 1900 г. тяжело заболел сам царь. Находясь на отдыхе в Крыму, он заразился тифом. Чтобы предотвратить распространение болезни на других членов семьи и прислугу, за ним ухаживала сама Александра Федоровна при помощи своей верной гувернантки мисс Орчард (Орчи). Только Александра перестала беспокоиться за жизнь и здоровье своего мужа, как получила печальное известие из Англии: в январе 1901 г. скончалась королева Виктория. Императрица хотела немедленно отправиться в Лондон, но супруг и свекровь уговорили ее остаться: она была беременна Анастасией.

Смерть 82-летней Виктории (1819-1901) была серьезным ударом для Александры Федоровны. После смерти матери, которую она потеряла в шестилетнем возрасте, бабушка оставалась для нее самым близким человеком. Они постоянно переписывались (к сожалению, Александра уничтожила эти письма в марте 1917 г., после отречения Николая от престола). Виктория подсказывала Александре, как она должна правильно вести себя в своем новом статусе, так как застенчивая и провинциальная немецкая принцесса была совершенно не готова к роли российской императрицы.

Но и при жизни заморская бабушка мало что могла изменить в поведении и манере держаться государыни Российской империи. Застенчивость и неловкость молодой императрицы мешали ей наладить отношения с собственными придворными дамами и женами виднейших сановников. Каждый раз, принимая их во дворце, она с плохо скрываемым нетерпением ждала, когда же закончатся положенные по этикету приветствия и обмен любезностями и она сможет удалиться в свои покои.

Выросшая в маленьком Дармштадте, в немецкой глуши, под строгим надзором нанятых отцом бонн и гувернанток, воспитывавших ее в соответствии со строгими викторианскими требованиями морали, предписанными бабушкой – английской королевой, Александра была шокирована свободными, веселыми нравами петербургского света. Любовные связи, откровенный флирт на придворных балах и приемах, загулы дворян в компании балерин и хористок – все это было ей совершенно чуждо. Она писала родным: «Головы молодых дам Санкт-Петербурга не заняты ничем, кроме молодых офицеров». Молодая императрица

решительно принялась за исправление нравов при дворе: из списка приглашенных во дворец она решительно вычеркивала всех, кто не соответствовал ее представлениям о правильном образе жизни аристократии. Вскоре этот список стал слишком коротким для того, чтобы молодая императорская чета имела популярность и опору среди столичной знати. Мало кто поверил в исключительную моральную чистоту Александры Федоровны – многие сочли ее слишком заносчивой, лицемерной и провинциальной. В свете рассказывали анекдот о том, что случилось на одном из первых балов в присутствии новой императрицы. Александре Федоровне показалось, что у одной из приглашенных дам неприлично глубокое декольте. Она не придумала ничего лучше, как отправить к ней фрейлину, чтобы та сообщила нескромной нарушительнице этикета: «Мадам, Ее Величество послала меня сказать Вам, что в Гессен-Дармштадте не одеваются подобным образом». В ответ на это кокетка оттянула лиф платья так, чтобы вырез стал еще глубже, и дерзко парировала: «В самом деле? Пожалуйста, передайте Ее Величеству, что в России мы одеваемся именно таким образом».

Приняв православную веру, Александра Федоровна с энтузиазмом неофита стала увлекаться чтением религиозной литературы, собиранием старинных икон, поездками по святым местам, общением со священниками, монастырскими старцами и юродивыми. Светское общество Петербурга, привыкшее с детства относиться к своим религиозным обязанностям как к рутинной части быта, с недоумением восприняло желание императрицы быть «святее Святейшего Синода». Ее благотворительное начинание по созданию в столице общества рукоделия, члены которого обязывались связать по три вещи для передачи беднякам, было встречено в штыки. Аристократки, к которым Александра обращалась с предложением вступить в общество, заявляли, что им некогда заниматься такими глупостями.

Неправильно повела себя Александра Федоровна и по отношению к семейному клану Романовых. Императоры и императрицы независимо от внутрисемейных симпатий и антипатий считали своим долгом поддерживать связи с близкими и дальними родственниками, нанося визиты и устраивая ужины, чаепития и пикники в своем кругу. На этих встречах обсуждались и решались семейные дела и проблемы. Александра, считая мужа почти своей собственностью и желая как можно больше быть с ним наедине, свела эти традиционные сборища Романовых до минимума, тем самым изолируя царя не только от столичного бомонда, но и от его собственной родни. Семья кипела возмущением. Великие княгини и княжны, приходившиеся родными дочерьми и внучками русским императорам, просто отказывались понимать, как эта худородная немецкая принцесса из нищего герцогства смеет лишать их привилегии напрямую общаться с государем и постоянно бывать в царских дворцах.

Семья и высшее общество открыто встали на сторону императрицы-матери Марии Федоровны в ее конфликте с невесткой и получали удовольствие от их ссор и маленьких побед старшей царицы. Марию Федоровну все это ужасно раздражало, и, чтобы понапрасну не гневаться по поводу поведения жены сына, она все чаще уезжала из России и подолгу гостила то у отца и брата в Копенгагене, то у сестры в Виндзоре (принцесса Александра стала к этому времени английской королевой) или же отдыхала на своей собственной вилле на французской Ривьере.

Императрица, также как и ее муж, постепенно все больше замыкалась в своей собственной жизни. Природная застенчивость, слишком строгое воспитание, плохое знание русского языка, раннее восшествие на престол, к которому у нее просто не было времени подготовиться, и отсутствие рядом близких родственников (сестра Элла жила в Москве вместе с мужем генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем) сделали невозможными ее тесное общение с высшим обществом и дружбу с великими княгинями и княжнами – тетками, сестрами и кузинами Николая II. К тому же первое десятилетие ее жизни в России в качестве императрицы состояло из постоянной подготовки к рождению детей, тяжелых родов, болезней после них, выхаживания младенцев. Она лично нянчила всех своих детей, постоянно следила за их здоровьем и почти никогда далеко от них не отлучалась. Такое материнское рвение и поведение заботливой «наседки» в обычной русской патриархальной семье могло бы только приветствоваться, но оно мешало выполнять обязанности императрицы и не способствовало популярности Александры Федоровны в обществе.