Золотоискатели в пустыне
Шрифт:
Началась паника. Спешившиеся калмыки, которые на поляне приканчивали раненых дунган и собирали оружие, вскочили на коней, подняли своих раненых и, окружив дунганских лошадей, помчались в карьер на юг, подгоняемые огнем. По зарослям бурьяна лились потоки пламени, клубы черного дыма извивались в воздухе, снопами летели искры, горящие ветки. Огненные шары падали на землю и зажигали бурьян; впереди общей линии огня то тут, то там сразу вспыхивало пламя.
Огонь охватил и рощу. Языки его, пожирая листву, взбегали по тополям до вершины, и в несколько минут вся роща представляла собой гигантский факел. Красные бичи извивались среди клубов дыма и снопов
Мафу и Хун сразу поняли, что не миновать огня и полузасохшим камышам, в которых они укрылись. Они бросились бегом к окраине Мертвого города, взобрались на ближайший холм и здесь присели, переводя дух и наблюдая ужасную картину степного пожара. Беглецы ушли во-время; едва они взобрались на холм, как загорелись камыши, и меньше чем через две минуты вся полоса, отделявшая рощу от города, представляла собой огненную реку; жар чувствовался даже на холме. Роща, где они провели тревожную ночь, также пылала. Еще минут пять — и все пожарище передвинулось стеной на юг, оставляя после себя гслые, черные, дымящиеся площади, где в разных местах догорали толстые кусты и валежник. От того мгновения, когда Хун услышал топот лошадей, до момента, когда пожарище пронеслось на юг, прошло менее получаса. Стало уже совершенно светло, и буря начала ослабевать.
— Пропали все калмыцкие зимовки, — сказал Мафу, следя за удалявшейся стеной огня. — Теперь до весны, когда пойдет свежая трава, калмыкам здесь не жить, корма даже для козы не осталось.
— Нам тоже здесь не жить: у нас ведь ишаки, — прибавил Хун.
— Да, придется уходить куда-нибудь. Но сегодня мы можем спокойно пригнать сюда своих животных на водопой.
Огонь был уже далеко на юге, когда Хун и Мафу спустились с холма и направились вглубь города. В убежище они застали всех в сильной тревоге. Долгое отсутствие Мафу обеспокоило беглецов; потом они услышали стрельбу, увидели страшный огонь и дым над котловиной и не могли понять, что там случилось.
Отдохнув, Мафу вместе с Лю Пи и всеми взрослыми хобукскими китайцами погнали животных па водопой. Когда они были уже на половине пути, позади них вдруг послышались топот и ржание.
— Дунгане! — закричал Си и бросился в сторону, а за ним и остальные китайцы, чтобы укрыться в развалинах.
Мафу остался у ишаков. Он только что успел приготовить ружье, как из-за поворота показалась лошадь без всадника. Она весело заржала и, подбежав к Мафу, остановилась.
— Эй, вы, трусы! Вернитесь назад! — крикнул Мафу, смеясь.
Один за другим беглецы стали выходить из-за развалины.
— Это дунганская лошадь! — сказал Лю Пи. — Она нам пригодится.
Миновали камыши, представлявшие теперь черную впадину с остатками стеблей, с которых ветер сдувал пепел; уныло стояли тополи, голые, обгорелые. Куда ни глянь, кругом все было черно и мертво, а вдали, на юге, еще поднимались клубы дыма.
В роще валялись разные вещи, оставленные дунганами в суматохе: кисеты, мешочки с мукой и просом, несколько шапок. Пока поили животных Мафу, Лю Пи и Си сходили к месту боя. Здесь лежали трупы дунган в обгорелой одежде с обожженными волосами и почерневшими лицами; валялись сабли, ружья, пороховницы, мешочки с пулями, сломанные копья калмыков, котелки,
При виде лошади Си просиял:
— Вот и мясо, на несколько дней хватит!
— Только нужно его теперь же забрать, иначе волки нам мало что оставят, — предупредил Лю Пи.
Вообще поживы было много. На месте, где ночевали дунгане, лежали мешки с мукой и просом; они обгорели сверху и лопнули; желтые и белые струйки сползли на землю.
Беглецы привели животных и собрали все, что могло пригодиться, сняв с мертвых одежду и обувь. Для муки и проса нужны были новые мешки взамен сгоревших, и их делали из штанов дунган; такой двойной мешок прекрасно ложился на спину ишака.
Вскоре весь караван был нагружен такими вьюками.
Мертвую лошадь разрубили на части и навьючили ишаков. Взяли ружья, сабли, пороховницы, мешки с пулями, трубки, кисеты с табаком, котелки, чайники. Не трогали только трупы калмыков, чтобы не оскорбить их соотечественников, которые могли приехать на место боя.
Тяжело нагруженный караван вернулся в убежище лишь к обеду. До вечера все были заняты пересмотром и дележом собранного имущества, а женщины — очисткой муки и проса, загрязненных золой и обгоревшей тканью.
Вечером решали, что делать дальше. Хобукские китайцы не хотели удаляться от своего местожительства, надеясь, что дунгане скоро уйдут с Хобука и они смогут вернуться в свои фанзы и к своим полям. Они решили перекочевать в северную часть котловины, ближе к озеру Улусту, оставшуюся по ту сторону пожара и уцелевшую; там был и корм для животных и вода. Но рудокопам это не улыбалось. Лю Пи хотел пробраться к своей семье в Манас, надзиратель мечтал об Урумчи, где он мог сдать казенное золото, а Мафу желал попасть в город, где можно было бы продать золото, купить домик и жениться. Поэтому на следующий день беглецы, сдружившиеся за несколько дней, пережитых вместе среди тревог и опасностей, разделились; хобукцы пошли на север, рудокопы — на юг. У последних теперь, кроме трех ишаков, была лошадь, на которой они ехали по очереди; все взрослые получили ружья, Хун — пистолет, а Пао — саблю. В случае нападения нескольких человек караван не был уже беззащитен. Пополнились также запасы табака, соли, муки и крупы.
Целый день караван шел по пожарищу, уничтожившему зеленый оазис Орху; почерневшие остатки рощ чередовались с выгоревшими дотла полянами и зарослями кустов, представлявшими теперь черную щетину. Сильно пахло гарью; каждый порыв ветра вздымал и крутил в воздухе столбы пепла, обуглившихся стеблей и листьев. Кое-где дымились, догорая, стволы сухих или упавших деревьев. Местами попадались трупы опаленных полевых мышей, мелких птиц, ворон, а также фазанов и зайцев, которых набрали больше десятка.
К вечеру через ворота — суженную котловину Орху — вышли к озеру Айрик-нур; пожар прекратился, не доходя до озера, за недостатком горючего, так как дно котловины представляло собой солончак с редкими кустами тамариска и вязкой почвой. Этот солончак окаймлял озеро, отделяясь от него широкой полосой зеленых камышей. Манили к себе зеркало воды и зеленый корм, но подступиться к ним оказалось невозможным. Мафу поехал было вперед, но через сотню шагов его лошадь начала вязнуть, и ему пришлось слезть, чтобы животное могло выбраться из вязкой грязи солончака.