Золотоискатели в пустыне
Шрифт:
Остановились возле сухого русла Дяма, где еще сохранились от огня отдельные площадки камыша. Чтобы добыть воду, начали копать яму в русле.
Мафу и Лю Пи чередовались в этой работе, пока мальчики бродили по окрестности, собирая скудное топливо, а лое караулил животных. Внезапно послышался топот, и десяток вооруженных калмыков окружили лагерь.
— Сдавайтесь, разбойники! — крикнул предводитель, размахивая саблей. — Вы сожгли наши зимовки, и мы должны отвести вас к нашему хану; он расправится с вами как следует.
— Амур сайн бейна! — произнес Мафу, вылезая из ямы, монгольское
— Верно, это рудокопы, — воскликнул один из калмыков, узнавший Мафу.
Калмыки подъехали ближе, спешились и подсели к беглецам. Завязалась беседа.
— Там, на месте боя, двое ваших лежат, — сказал лое, — вы их похороните?
— Зачем? — удивился предводитель калмыков. — Мы своих мертвецов не хороним, как вы, а выносим их в степь и оставляем лежать. Таков у нас обычай. Душе не нужна мертвая оболочка, пусть тело ест, кто хочет. Душа сейчас же после смерти человека переходит в новорожденного младенца. Только святых людей, лам, хоронят, чтобы их оболочку не осквернили звери.
— Нельзя ли к озеру подойти, чтобы воды взять? — спросил Лю Пи.
Калмыки засмеялись.
— Видно, вы степи не знаете! В этом озере вода теперь соленая, даже верблюд пить не станет. Только весной, когда в Дяме течет много воды, а из озера она стекает Дальше в Телли-нур, ее можно пить, — ответил один.
— Воду в русле вы найдете, — сказал предводитель. — До пояса опуститесь, вода ключом пойдет.
Калмыки, наговорившись, вскочили на коней и умчались на запад, огибая грязный солончак.
ОТШЕЛЬНИК ЧЕРНЫХ ХОЛМОВ
Оставив впадину озера, беглецы шли два дня по пустыне, среди которой попадались небольшие оазисы в низких местах или вокруг ключей. На второй день, миновав полосу рощ и зарослей, они подошли к берегу большого озера Айран-куль, в которое впадает река Манас. Это озеро было пресное, и в нем водилось много мелкой рыбы. Густые камыши покрывали его берега и заходили далеко в мелкую воду, образуя зеленые полуострова и даже острова, не доступные для человека, но служившие убежищем бесчисленным стаям водяной птицы при ее перелетах на юг. Повсюду плавали, крякая на разные лады, различные породы уток, гоготали гуси, носились стаи куликов, турухтанов, чибисов, дупелей, бекасов, оглашая воздух своими криками. После безмолвия пустыни богатая жизнь на берегах озера поражала беглецов.
— Вот начался наш Манасский край, — сказал Лю Пи. — Теперь воды, корма и топлива всегда будет много. Только бы нам не напороться невзначай на какую-нибудь шайку! Ночью уже не придется разводить огонь, на него худой человек как раз и набежит.
— Как же без огня? — спросил лое. — Волки могут съесть наших животных. Тут, говорят, даже тигры водятся.
На ночь устроились на берегу маленького залива, на чистом месте среди камышей. Хуну снились тигры, и он вскрикивал и просил дать ему ружье. Но все было спокойно.
Следующий день шли то вдоль окраины камышей, то по глинистым площадям с мелкими кустами, то поднимались на пустынную террасу, окаймлявшую низину реки, если камыши подступали к ее подножию. С террасы видно было с одной стороны зеленое море камышей, среди которого скрывалось русло реки, с другой — невысокие и голые горы южной цепи Джаира. К вечеру Лю Пи, ехавший впереди, свернул в сторону этих гор.
— Куда ты повел нас? — поинтересовался лое. — Нам пора бы свернуть ближе к реке для ночлега.
— На реке есть только одно чистое место, где можно ночевать, — ответил Лю Пи. — Это брод Тас-Уткель. Он лежит на большой дороге с рудников на Манас. Другого брода вблизи нет, и все дороги к нему сходятся. Поэтому ночевать возле него опасно.
Миновав ряд оврагов, врезанных в террасу, караван спустился в широкую, плоскую долину, которую с реки не было видно. Среди нее тянулись длинной цепью странные плоские холмы, местами совсем черные, местами желтые, местами зеленые от мелких кустов и камыша. С севера долину окаймляли откосы террасы, голые, усыпанные галькой. Лю Пи проехал между двумя из этих холмов к откосу и привел караван к маленькой фанзе, затерявшейся среди кустов.
— Вот здесь будем ночевать, — заявил он.
— А где же вода? — спросил Мафу.
— Вот там на холме, — засмеялся Лю Пи, указывая на вершину ближайшего холма.
— Если бы я не знал, что ты добрый человек, — сказал лое, — я бы подумал, что ты издеваешься над нами.
— А вот пойдем наверх, сами увидите, — сказал Лю Пи.
Животных привязали к кустам на чистой площадке у фанзы, и все взобрались на холм. Его склон поднимался неровными уступами из какого-то матово-черного камня, которые словно образовали лестницу среди желтой глины, тянувшейся рядом в виде откоса. Не доходя вершины холма, Лю Пи свернул с лестницы в сторону, но мальчики, не отстававшие от него, не последовали его примеру. Вдруг Хун, а за ним и Пао, вскрикнули — к одной из ступеней они оба прилипли.
— Ой, это какой-то черный клей! — сказал подошедший к ним Мафу.
Подхватив Хуна, а затем и Пао подмышки, он и лое отодрали их ноги от липкой ступени и стали с любопытством рассматривать ее, трогая пальцами черную массу. Лю Пи стоял уже на вершине и хохотал.
— Идите же сюда! — крикнул он. — Здесь тоже есть на что посмотреть!
Поднявшись на плоскую вершину холма, все четверо подошли к Лю Пи, который стоял на краю небольшого бассейна, наполненного водой; на ее поверхности плавали пленки какой-то черной густой жидкости.
— Вот вам и вода! — сказал Лю Пи.
— Неужели такую воду можно пить? — удивился Пао. Мафу, привыкший во время своей скитальческой жизни пить воду гораздо более противного вида, нагнулся, осторожно зачерпнул пригоршню, стараясь, чтобы в нее не попала черная жидкость, поднес ко рту и хлебнул.
— Пахнет дегтем, но не соленая, пить можно, — сказал он.
В это время на неглубоком дне бассейна забурлило, и на поверхность воды поднялся ряд пузырей, которые лопнули, а на месте их осталась тонкая черная пленка.