Золотой архипелаг
Шрифт:
«Наркоша, — подумал Абдулов. — Обдолбаются, а потом гоняют как ненормальные, правила нарушают».
«Не иначе как спер чего-нибудь», — подумал Максименко.
Теперь они уже не помышляли о том, как бы поиметь с нарушителя определенную скромную мзду. Их вел охотничий инстинкт — тот адреналин, который фонтаном выбрасывается в кровь человека, даже считающего себя цивилизованным, при виде ускользающей добычи. Мотоциклиста в камуфляжке требовалось догнать. Немедленно. Во что бы то ни стало.
Вопреки стремлению догнать нарушителя, сотрудникам ГИБДД пришлось сбавить скорость: впереди шоссе круто изгибалось над обрывом. Максименко и Абдулов,
А закамуфлированный тип на мотоцикле пер вперед с оглашенной скоростью. Без колебаний, без чувства самосохранения, без руля и без ветрил.
— Стой! — голосили ему вслед Максименко и Абдулов, перемежая пристойные слова теми, которые обычно вставляют ради выражений крайних эмоций. — Стой, убьешься! Шею сломаешь! Полетят мозги по закоулочкам! Стой!
Но нарушитель не поддавался на уговоры, считая это новой уловкой врага. Кроме того, он вряд ли был знаком с особенностями местной топографии. Изгиб шоссе, озаряемый беглым светом фар, он не мог не видеть, однако, надо полагать, посчитал, что это для него не препятствие. Самонадеянность его и погубила… На крутом вираже преследуемый не справился с управлением. Притормозившие лейтенанты дорожной службы со смесью оторопи и подспудного восторга наблюдали, как нарушитель на полной скорости вылетел с шоссе и на какую-то растянутую обостренным восприятием долю секунды завис в воздухе. Это было непередаваемое зрелище: вздыбленный над пустотой мотоциклист, своим бешеным порывом напоминающий знаменитого питерского Медного всадника. Зрелище быстро кончилось: мотоцикл полетел вниз. Из-под обрыва донесся грохот, лязг и скрежет. И — крик. Одиночный. Моментально прервавшийся.
— Все, он покойник, — обменялся Абдулов первыми связными словами с товарищем, едва ворочая языком. Вид этой невероятной гибели породил во рту подобие заморозки, точно ему собрались рвать все зубы сразу. — Вызывай «скорую».
— Надо его найти, — так же заторможенно, но более настойчиво отозвался Максименко.
— Зачем еще? Пусть ищут, кому надо.
— Может, это нам надо. Давай лучше найдем. Лейтенант Абдулов нехотя повиновался. Как правило, он подчинялся товарищу, признавая, что Максименко практичнее, лучше знает, с какой стороны хлеб маслом намазан, что с ним, короче, не пропадешь. Хотя жадность и корыстолюбие Максименко не раз вызывали у него отвращение… Но, с другой стороны, а он-то сам разве эталон бескорыстия, чтобы ругать сослуживца?
«Никто не эталон, — сделал попытку примирения с совестью Абдулов. — Все любят материальные блага, никто не упустит случая заграбастать то, что плохо лежит. Просто одни притворяются успешнее, чем другие».
Кладбище ржавого металла при свете фар гибдэдэшных мотоциклов и фонариков, которые достали Абдулов и Максименко, производило впечатление удручающее. И угрожающее. Оно напоминало лес, полный шипов, колючек, острых прутьев и гротескно перекрученных стволов. Как будто некогда на этот заброшенный пустырь занесли рассаду в виде груды металлолома: металлолом пустил корни, образовав зловещую техническую грибницу, прорывающуюся на поверхность земли небывалыми, алогичными конструкциями, в которых лишь кое-где опознавались изуродованные предметы обихода.
«А у меня прививка от столбняка не сделана, — вспомнил Абдулов, с шипением потирая икру, по которой скребанула торчащая из остова железной кровати пружина. — Знал бы, привился бы…»
Максименко заковыристо выматерился. «Тоже на какую-нибудь проволоку напоролся», — подумал Абдулов и ощутил слабое торжество: сам захотел сюда идти, сам и расплачивайся. Но быстро выяснилось, что ругань имела другую причину: Максименко обнаружил нарушителя! Мотоциклист лежал, неестественно склонив голову на грудь. В затылок ему глубоко вошел рельс, и Абдулов задался бессмысленным вопросом, что означает красный цвет поверхности рельса: кровь или ржавчину, а может, и то и другое? Вопреки очевидной тяжести повреждения, мотоциклист был жив: его глаза, отразив свет фонарика, сощурились.
— Ну что, бродяга, долетался? — почти добродушно усмехнулся Максименко, склоняясь над багажником валявшегося поодаль мотоцикла.
— К нему же врачей надо! — не сдержался, чтобы не возмутиться, Абдулов.
— А ты вызывай врачей, вызывай, — одобрил Максименко, сноровисто открывая багажник. — А мы пока посмотрим, из-за чего это он так гнал…
Абдулову всегда было трудно устоять перед искушением. Искушениям, перед которыми невозможно устоять, он предпочитал поддаваться, чтобы не жалеть впоследствии о несбывшихся возможностях. А потому, для очистки совести вызвав по рации «скорую помощь», живенько присоединился к Максименко, который уже извлек из багажника увесистый белый целлофановый пакет и шарил в нем фонариком, исследуя содержимое. Содержимое казалось легким и солидно шуршало.
— Пусти! — отстранил Абдулов Максименко, запуская нос в пакет.
Максименко осклабился:
— Ну, смотри, смотри. Любуйся. Миллион… Нет, ну если не миллион, — сбавил запросы Максименко, — то тысяч сто американских «гринов» как минимум. Так, по-скромненькому. Гульнем! Эх, что бы ты без меня делал?
Со стороны пострадавшего донесся неясный скрежет. Абдулов увидел, что мотоциклист смотрит на них глазами, полными боли и ненависти. И даже… неужели пытается встать? Абдулову сделалось не по себе.
— Ты чего? Ты в своем уме или что? Он на нас смотрит! Он все видит! Вот выздоровеет и придет с нас свои деньги требовать, что тогда?
— Заглохни! Ничего он не вспомнит: у него сейчас вместо мозгов манная каша. Вряд ли он вообще выживет. Ты посмотри на него: готовый жмур!
Чтобы проверить предыдущие впечатления, Абдулов, следуя совету, бросил на пострадавшего еще один взгляд. И убедился, что неудачливый мотоциклист быстро продвигается к состоянию покойника. Глаза его погасли и закрылись, тело больше не совершало никаких попыток движения. Вследствие этого лейтенант Абдулов, переглотнув страх, продолжил изучение содержимого багажника.
К его разочарованию, ничего, равного по силе воздействия целлофановому мешку с долларами, в багажнике больше не нашлось. Нашелся мобильник — вопиюще необычный: глянцевито-алый, блестящий, с корпусом, в форме которого угадывались губы, сложенные для поцелуя. Мобильник Абдулов изымать не стал: где с таким покажешься? Он ведь не баба… Мысль о том, что нарочито-женственные очертания мобильника как-то не слишком сочетаются и с внешним видом могучего, облаченного в камуфляж мотоциклиста, пронеслась по периферии сознания, чтобы тут же угаснуть. Лейтенант Абдулов не обладал способностями к сыскной работе. Ни к чему ему была эта морока.