Золотой архипелаг
Шрифт:
Прибывшая в рекордно короткие сроки — через пятнадцать минут — медбригада установила, что пострадавший получил тяжкие повреждения головного мозга. И когда он, вопреки интенсивным реанимационным мероприятиям, скончался по пути в ближайшую больницу в машине «скорой помощи», это никого удивить не могло. Осмотр трупа проводился уже в морге больницы. При этом в камуфляжной одежде нашли документы на имя Владимира Ларионова, сотрудника ЧОПа «Викинг».
А целлофановый пакет, набитый долларами, продолжал свои приключения.
На самом деле денег там было меньше, чем первоначально увиделось разгоревшимся на чужое добро глазам дежурных ГИБДД: и не миллион, и даже не сто тысяч, а всего лишь пятьдесят тысяч долларов. Однако и такое «всего» для лейтенантов дорожной службы означало небо в алмазах. Ко времени прибытия «скорой» решение Максименко и Абдулова прикарманить и разделить обнаруженную сумму окончательно вызрело и сомнениям не подлежало. А то, что из-за отсутствия этой важной находки информация о мотоциклисте, который, возможно, совершил преступление, будет неполной, их ничуть не тревожило. Тревожило другое: как бы кто из сослуживцев не подметил, что вернулись они не порожняком.
— Если кто-то заметит — поделимся, — предложил Абдулов.
— Вот еще делать нечего — со всякими делиться! — В характере Максименко жадность преобладала над осторожностью. — Кто плывет, того и лодка, кто нашел, того находка. Тут на двоих в обрез. Допер?
Абдулов лишь вздохнул, надеясь, что пронесет. Что до него, то в абдуловском характере осторожность преобладала над жадностью, особенно в критические моменты.
Прямо у входа в отделение случился критический момент: они столкнулись с дежурным Самохваловым. Обладатель классического профиля и кристально-ясных голубых глаз, Самохвалов имел среди своих славу корыстной сволочи, — еще хуже Максименко. Взгляд его нордических очей недвусмысленно заерзал по оттопыренной в области живота и груди куртке Абдулова. У Абдулова подкосились ноги, и ему настоятельно потребовалось в туалет.
— А это мы пожрать купили, — беззастенчиво и спокойно соврал Максименко. — Колбасы там, колы, пиццу…
— Я сейчас, я быстро, — бормотнул Абдулов, скрываясь за белой дверцей, откуда тянуло хлоркой и отработанными продуктами человеческой жизнедеятельности.
Самохваловский взгляд стал тяжелым, как у гранитной статуи.
— Что это с ним? — обратился Самохвалов к Максименко.
— Пицца несвежая, — стоял на своем Максименко. Вот, в общем, и вся предыстория того, почему история о погибшем мотоциклисте, имевшем при себе крупную сумму и подозрительный мобильный телефон, дошла до сведения милицейского начальства на несколько дней позже. Могла бы не дойти совсем… К счастью, некий доброжелатель не смог перенести незаконного обогащения двух сотрудников ГИБДД. И доброжелатель (нетрудно догадаться, что это был не принятый в долю Самохвалов) донес по начальству о злоупотреблениях лейтенантов Максименко и Абдулова.
Происшествием заинтересовался следователь Мособлпрокуратуры Власов, расследующий дело Каревой. Он, в свою очередь, донес информацию до ушей Александра Турецкого, а тот ввел в курс событий милицейского генерала Грязнова.
Грязнов и Турецкий подъехали в Мособлпрокуратуру и вместе с Власовым расчистили криминальный эпизод. Именно они установили, что погибший мотоциклист Владимир Ларионов был не только сотрудником ЧОПа «Викинг», но и по договору обслуживал фирму «Подмосковье-агро» и, в частности, был одним из телохранителей госпожи Ганичевой, президента фирмы «Подмосковье-агро».
Это событие уже пахло керосином для госпожи Ганичевой.
МАРИНА ВОРОНИНА. НЕТИПИЧНАЯ ФОРМА ТРАУРА
Тем временем вдова Лейкина Марина Воронина, несколько придя в себя после гибели мужа, позвонила в приемную Меркулова и договорилась о встрече. Доктор юридических наук, заведующая сектором в Институте прокуратуры, Воронина была знакома и с Меркуловым, и с Турецким. Много воды утекло с тех пор, однако служебные воспоминания не ржавеют — точно также, как старая дружба. Меркулов попросил Турецкого присутствовать при этой встрече, предполагая, что они вдвоем услышат от такого матерого юриста, как Марина Воронина, немало интересных сведений.
Турецкий пристально вглядывался в немолодое, но все еще привлекательное лицо вдовы, которое не портил даже крупноватый орлиный нос, и то, как свободно она расположилась в кресле и попросила закурить. Обычно общение с женщинами, которые потеряли мужей, — тяжкое испытание, но не в этом случае. В Марине Ворониной не чувствовалось ни надрыва, который вот-вот прорвется слезами, ни трагического мужества, когда человек держится, стиснув нервы в кулак. В целом вдова выглядела слегка усталой — и неудивительно, учитывая, сколько сил и средств тратится на похороны, — но не более того.
— Задавайте любые, самые неделикатные вопросы, — глубоко затягиваясь, предложила Воронина, — вы ничем меня не обидите и не смутите. Сразу должна предупредить, что мы с Игорем не любили друг друга… Нет, не подумайте, что мы друг друга ненавидели, — рассмеялась она при виде того, как вытянулись лица Меркулова и Турецкого, — просто такой уж между нами с самого начала был уговор. Еще когда мы с ним вместе учились, он мне, бывало, предлагал: «Маринка, а выходи за меня замуж». А мы с ним в нашей студенческой группе были самые умные, вечно спорили, обсуждали профессиональные темы, но, понимаете, никакого намека на личное чувство. Я ему говорю: «Как же я за тебя выйду, мы ведь не любим друг друга?» А он отвечает: «А чего в ней хорошего, в этой любви? Одни неприятности». Ну и вот, значит, получили мы дипломы и разбежались в разные стороны, но все-таки время от времени виделись. У него любовь, у меня любовь. Неудачно. Снова любовь — у меня, у него. Снова неудача: он развелся с женой, я сделала аборт. В общем, довольно долго мы так канителились: ни я, ни он не могли создать семью. Наконец, встретились, посидели в ресторане, пожаловались по старой дружбе, какие мы несчастные, и пришли к выводу: ну ее, в самом деле, к лешему, эту любовь. Не надо смотреть друг на друга, надо смотреть в одном направлении. По крайней мере, направление у нас точно одно: юридическое. Ну и расписались в ЗАГСе. Без машины с пупсом, без платья с кринолином, без пьяных гостей. Фамилии оставили каждый свою. Обменялись только кольцами. А между собой договорились: никаких сантиментов, никакой любви, у нас соглашение вроде трудового договора на взаимовыгодных условиях. Каждый исполняет свою часть обязанностей. Каждый имеет право заводить интрижки на стороне, только чтобы это не разрушало нашу общую юридическую контору под условным названием «Семья Лейкина — Ворониной». Игорь имел уже опыт и сказал, что вторично разводиться не собирается: это удовольствие — все равно что рвать коренной зуб без заморозки…
Марина снова затянулась — глубоко, по-мужски, не так, как эфирные создания, которые только притворяются, что курят.
— И знаете, получился не самый плохой брак, — закончила она, выпустив дым. — Для таких бессемейных людей, как мы, наверное, единственно возможный. Даже дочка у нас каким-то образом выросла — хороший человек, умница, девять лет уже замужем, причем по любви… А мы — мы с Игорем были в первую очередь друзьями. Ну, кроме того, коллегами: постоянно обсуждали, что новенького на работе, давали советы. Он был для меня плечом, на которое можно опереться. Так же, как и я для него. Так что, если я тут перед вами не заламываю руки и не рву на себе волосы, это не значит, что смерть Игоря мне безразлична.
И я тут с вами разоткровенничалась не затем, чтобы напроситься на сочувствие, а затем, чтобы по-настоящему дать понять: чтобы найти убийцу Игоря, вы можете задавать мне любые вопросы. Лю-бы-е. Я не контролировала сексуальную жизнь Игоря, но я в курсе, что он нравился молоденьким адвокатессам, проходившим у него стажировку и практику. Нравился не потому, что постоянно рассказывал свежие анекдоты, которых он знал сотни. Нравился не за свои красивые в кавычках карие глаза. Нравился за то, что был щедр с этими молоденькими юристочками, делая оригинальные подарки после успешно проведенного вечера или ночи в хорошем ресторане при хорошей гостинице. Если любовник одной из этих пташек проломил голову адвокату Лейкину, это никак не оскорбит память покойного. Я все пойму и приму адекватно.