Золотой истукан
Шрифт:
– Хорошо. Где-то у меня завалялись шесть золотых. Сейчас найду… - Сахр порылся в суме с рукописями, достал серый узелок, развязал, высыпал шесть тяжелых монет на круглую ладонь Манучехра.
– Смотри-ка, вот повезло! Как раз шесть золотых. Хватит, надеюсь?
– Сойдет.
– Круглые глаза Манучехра впервые сузились, сделались, как у тюрка.
– Я их, конечно, возьму. Но дурак Шауш все-таки получит свои сорок горячих! Еще не было человека, который, угодив сюда, ушел бы, не отведав плетей. Такой закон у Манучехра, что поделаешь, дорогой? Даже хорезмшаху перепадало - его нечаянно били ночью на конюшне, приняв за пегую кобылу.
Лекарь Сахр - скучающе:
– И меня будешь пороть?
– А почему бы нет? Го-го-го! Ты тоже бунтарь! Вчера был гонец от шаха. Приказано: Сахра схватить, где попадется, и препроводить под стражей в столицу. Так что, умник, твоя жизнь в моих руках… - Желая подчеркнуть свое могущество, Манучехр сделал неосторожное движение ладонью - и в его пояснице белой молнией вспыхнула чудовищная боль.
– Э-э-й-ю-ю!
– завопил он диким голосом. И затем, сквозь жалостные всхлипывания: -А моя… ох!., а моя жизнь - в твоих руках, друг Сахр. Лег, понимаешь, потный, горячий, на сквознячке, получил прострел. Спаси… Клянусь покойной матерью, я тебя не трону. Ох! Избавь от этих страшных мучений. У-у-й-ю-ю…
– Эй, вы, людоеды, - сказал Сахр княжеским дружинникам.
– Отпустите Шауша домой, грейте песок в сухом котле.
Старший дружинник выжидательно поглядел на господина.
– Делайте… что велит, - пропищал Манучехр и с умирающим видом сомкнул веки.
– А как же… сорок плетей?
– уныло вопросил дружинник, сожалея о неудавшейся забаве.
Шауш шепнул ему на ухо.
– Дай их своему хозяину - сразу вылечишь!
– И убежал.
…Проглотив три обезболивающих опийных шарика, Манучехр повеселел, вновь бодро выкатил глаза. Блаженно поглаживая поясницу, растертую каким-то жгучим пахучим зельем, и поправляя на ней плоский мешочек с раскаленным песком, он сказал снисходительно Сахру:
– Спасибо, помог. Не забуду. Я не выдам тебя хорезмшаху. Оставайся здесь. Мне, видит бог, тоже нужен свой придворный лекарь. Чем я хуже Аскаджавара? Хе-хе-хе.
– Он взглянул на сонного Аарона.
– И брадобрей домашний не помешает. Ведь ты брадобрей, верно? Я видел тебя у Пинхаса.
– Князь перевел взгляд на Руслана; тот сидел недоступный и сумрачный.
– И телохранитель-чужеземец пригодится, который не знал бы нашего языка и здешних обычаев и потому не мог завести себе друзей в общине. (Руслан: «Ты опоздал, хитрый князь. И язык уже знаю, и обычаи, и друзей тут у меня много».) Оставайся, а?
– В голосе богача послышалось нечто детски-просительное.
– Великая честь служить столь знатному вельможе, - ответил Сахр осторожно.
– И я - всей бы душою, да жаль - не могу.
– Это почему же?
– Хурзад меня ждет.
– Хур… а!
– Безмятежно круглое лицо Манучехра странно задергалось и вытянулось самым невероятным образом, как отражение на заколыхавшейся поверхности воды.
– Да. Ведь вы с ним приятели, помню. Ждет? Чего ж ты сразу не сказал?
– Кто и о чем меня спрашивал? Схватили и притащили. Грозились высечь.
– Оставь.
– Тень огромной заботы легла на искаженное лицо Манучехра. Глаза помутнели.
– Шуток не понимаешь? Ступайте с миром. Возьмите еды на дорогу - изголодались, наверно, в бегах? Я велю вам лодку дать. Эй! Проводите их. Скажите там, на переправе, чтоб этих троих перевезли на левый берег. И пусть кто-нибудь только посмеет их обидеть!
– Он хмуро взглянул на Сахра исподлобья.
– Слушай, друг. Замолвишь… если что… словечко за меня перед Хурзадом?
– Замолвлю, - пообещал Сахр зловеще.
– Не забудешь?
– Не забуду…
– Сахр, стой! Эй, Сахр…
Руслан - с отчаянием: «Опять влипли».
По обыкновению здешних речников, лодку вытянули, бредя по берегу, далеко вверх по течению, чтобы стремнина не пронесла ее вниз мимо противоположной пристани. И вот, когда гребец оттолкнулся было уже веслом от суши, путников настиг чей-то окрик.
Чей? Из прибрежных кустов с треском вырвался весь истерзанный… Шауш. Он держал за руку голую девчонку. Совсем голую. Смуглые плечи, плоская грудь ее, живот исполосованы глубокими царапинами. И тощее лицо Шауша, большие руки - в царапинах, ссадинах, Свежая кровь. Оба с ходу свалились в лодку.
От пристани с криками бегут по сырому берегу, размахивая копьями, Манучехровы слуги. Случилось что-то неладное. Надо спешить.
– Отчаливай!
– приказал Сахр гребцу.
Лодку вмиг подхватило мощной струей бокового течения и отбросило далеко от берега. Над нею мелькнули две-три стрелы, ветер унес их в сторону.
Сахр покосился на голую девчонку. Невзрачна. Кожа очень темна, нечиста, в мелких пупырышках. Лицо плоское, нос совершенно нелепый, широкий, приплюснутый, с толстыми ноздрями. Руки какие-то вывихнутые, ноги кривые. Зато глаза - только и есть в ней заметного, яркого, что большие черные глаза с необыкновенным разрезом: будто их поменяли местами, и узкие наружные уголки пришлись к переносью, а округлые внутренние - к вискам. В такие глаза можно смотреть часами - и ничего в них не понять.
– Фамарь, - пояснил Шауш, уловив взгляд Сахра.
– Прикройся.
– Лекар бросил ей свой халат. И - Шаушу: - Что с вами стряслось?
– Обманул Манучехр! И тебя, и меня. Вы только покинули крепость, его головорезы нагрянули ко мне в усадьбу, схватили Фамарь. Видишь, всю исцарапали. Вырвалась. Я кричу, долг, мол, вернул, - но разве их чем-нибудь проймешь? Еле отбил дочку, - спасибо, соседи подсобили. Я и бросился с нею напрямик через чащу к реке. Еле, видишь, успел. Большой шум в общине. Снова бунт. Сегодня ночью все уйдут на левый берег.
– Но мы же и вправду уплатили долг?
– изумился Сахр.
– Э! Чего ждать от него? Грабитель. Вымогатель. Сукин сын.
– А как же другие дети?
– Остались, - всхлипнул Шауш.
– Теперь Манучехр всю семью к рукам приберет. Н-ну, - он стиснул кулак, - я вернусь, я найду своих детей!
Руслан вспомнил булыжную решимость Добриты, вот так когда-то плыли они вместе по реке. За тридевять земель Руслана занесло, но ничего, по сути, вокруг не изменилось. Земля, правда, другая, и небо другое, другие деревья, а горе всюду одинаковое. Ну, на земле, может, и не изменилось ничего, зато сам Руслан уже не такой, каким он был тогда.
Стражник, сопровождавший лодку и поначалу обалдевший от неожиданности приключившихся событий, обрел, наконец, дар речи и резко приказал гребцу:
– Поворачивай назад!
– Это зачем же?
– нахмурился Руслан. Стражник опешил: он никак не мог предполагать, что этот белый чужак говорит по-хорезмийски.
– Мне велено перевезти троих. Поворачивай, ну?
– Тебе-то что, скотина, троих ли, пятерых ли?
– Аарон схватил его за шиворот.
– Заболеешь, что ли, умрешь, если бедных людей спасешь?