Золотой капкан
Шрифт:
Сизов не стал говорить, что, возвращаясь, он нашел этот склад высокий помост, укрепленный в развилке трех сосен. Но продуктов там не оказалось. Это могло означать только одно: человек, воспользовавшийся складом, был в крайне бедственном положении. Иначе бы он не тронул или возобновил запас. Так требует неписаный закон тайги.
– А как его выковырять-то?
– спросил Красюк, когда они, заготовив кучу хвороста, чтобы хватило на ночь, стали укладываться спать.
Ветер порывами проходил над тайгой и снова затихало все вокруг, рождая в душе смутное беспокойство.
– Что выковырять?
– Ну, золотишко. Из той земли, что накопал. Ты же говорил, его тут много.
Сизов помолчал, вглядываясь в темневший, исчезавший в дымке дальний берег озера.
– Во-первых, я говорил: может быть. Это надо еще узнать.
– Так узнавай!
– Для этого следует изучить месторождение касситерита, провести лабораторные анализы, собрать тонны промышленных проб. Нужна большая работа.
Красюк приподнялся озлобленный.
– Так чего ты мне голову дуришь?
– Это правда, Юра. Ты ждешь готовенького, но готовый продукт создается только общими усилиями... Вот в этом суть всего эгоистического и преступного - жизнь за счет готового продукта, созданного обществом.
Сизов лег, закинул руки за голову. Молчать было невмоготу, и он заговорил на отвлеченную тему. Только чтобы не думать о золотом водопаде.
– В мире, переполненном благами, кое-кому кажется, что блага эти существуют сами по себе, независимо ни от кого. И потому эти люди считают себя вправе хватать все, что им хочется, ничего не давая взамен. Но общество потому и общество, что каждый его член не только потребитель, но и производитель, создатель. Эгоисты же хотят только потреблять. Как крысы, они готовы жить объедками с большого общественного стола, но только не работать, не производить, не отдавать...
Красюк слушал, накачивая себя злостью. Когда на суде почти то же самое говорил прокурор, он терпел - прокурору так полагается, ему за это деньги платят. Но когда свой брат зэк начинает мораль читать...
Красюк вдруг подумал, что Сизов хоть и зэк, но "своим братом" его никак не назовешь, другой он, совсем другой. Чужой. Этот не пойдет на все ради тебя, ему сначала надо знать, что ты за человек.
– Заткнись!
– обозлился Красюк.
– Нотации и в колонии надоели.
– А это не нотации, - все так же задумчиво сказал Сизов.
– Это правда. Тебе вот золотишко покоя не дает, а по мне хоть бы его и вовсе не было. Не совсем, конечно. Но золото для меня такое же ископаемое, как олово, что в касситерите, как уголь, железо, медь. В этих местах недра столь богаты, что дух захватывает. Еще Ломоносов предвидел: "Российское могущество будет прирастать Сибирью". Сейчас много рук тянется к нашим богатствам. Часто это руки хапуг. Но настанет время, и придут сюда другие люди...
– Зэки, - ехидно подсказал Красюк.
– И встанут тут города, пролягут железные дороги...
– Стройки коммунизма?
– Далась тебе эта рыночная пропаганда, - спокойно возразил Сизов. Просто стройки. Жизнь не может не развиваться. И представь себе: на этом самом месте, вот тут, на берегу озера - набережная, а на ней - ребятишки. И люди будут приходить сюда, любоваться озером...
Красюк слушал и дивился. Задремывал. Чудилось ему, что идет он по широкой набережной, а за озером не сопки, а горы из чистого золота, бери не хочу. Красюк побежал к горе, чтобы набить карманы дармовым золотишком, но тут откуда-то вывернулся Сизов, погрозил пальцем, как нашкодившему школьнику: "А что ты сделал для общества?" Красюк оттолкнул его, но тут навстречу ему вышел Дубов, сказал с хитрой подначкой: "Шаг влево, шаг вправо - считается побег..." Красюк решил, что лучше всего сыграть под дурачка, и заканючил, что не виноват, что заблудился. Но Дубов вдруг поднял обе руки и заревел страшно, по-медвежьи...
Красюк вскочил с противной дрожью во всем теле. Ночь была темная, как вчера, ни луны, ни звезд. Сизов суетился возле костра, валил в огонь охапки сучьев. А за черной стеной леса, совсем близко свирепо ревел медведь, скрипел когтями, драл сухую кору.
– Повадился, - сказал Сизов.
– Теперь не отстанет.
– Чего ему надо?
– Поди пойми. Может, нашего кабана учуял, а может, просто хулиганит.
– Уходить надо.
– Не получится, если уж повадился. За нами пойдет.
– Чего ж делать-то?
– Одно остается - напугать.
Они кричали и вместе, и по отдельности, сердито и уверенно кричали, чтобы не выказать голосом страха: звери отлично понимают, когда их боятся. Но медведя эти крики не очень пугали. Пошумев, он сам по себе затих, исчез, не показавшись на опушке.
– Чем его напугаешь?
– Утром придумаем. Спи пока.
– А если он снова?
– Не придет. Похулиганил, и довольно. Медведь свою норму знает.
Утром они осмотрели лес, нашли исцарапанную медведем сосну. Медведь был громадный, до верхних царапин даже высокий Красюк рукой не доставал.
– Разве его напугаешь?
– А как говорил гражданин Дубов? Нет человека, к которому нельзя было бы подобрать ключик.
– Так то - человека.
– Попробуем применить это к медведю. Главное - его ошеломить. Если догадается о засаде - не испугается. Неожиданность - вот что нужно. Скажем, только он начал дерево царапать, а тут ему колом по башке...
– Ха! Кто его будет стеречь с этим колом?..
– Погоди, кажется, придумал, - сказал Сизов, осматривая сосну. Подсади-ка меня. И кинь веревку.
Он привязал веревку к концу длинного сука, затем принялся подрубать его. Дорубив до середины, спрыгнул на землю.
– Что удумал?
– спросил Красюк.
– Сейчас поймешь.
Сизов потянул за веревку и надломил сук так, что он расщепился вдоль.
– Теперь вот что сделаем: привяжем камень побольше, подтянем его, захлестнем веревку вокруг ветки, проденем конец в расщепленное место, чтоб зажало.
– Ну и что?
– Если потянуть за надломленную ветку, конец веревки выскользнет, веревка раскрутится, и камень упадет.
– Ну и что?
– снова спросил Красюк.
– Как только медведь начнет царапать сосну, мы потянем за ветку. Камень свалится ему на голову, с ним случится медвежья болезнь, он убежит и больше не вернется. Верное средство.
– Медвежья болезнь?
– Не слыхал? Другими словами, медведь наложит в штаны.
– Как бы нам не наложить. Хотел бы я знать, кто потянет за ветку.
– Если ты боишься, то я это сделаю. Отойду сколько можно с этой вот привязанной к ветке веревкой и буду ждать.