Золотой капкан
Шрифт:
Отдышавшись и успокоившись, Плонский вопросительно посмотрел на Толмача, не отрывавшегося от иллюминатора. Тот сразу оглянулся, будто почувствовал. Помедлив, достал из кармана небольшую фотографию. На ней у костра сидел человек в рваном камуфляжном костюме.
– Вот. Манько поймал кадр. Только вчера. Недалеко отсюда.
– И что?
– Плонский не видел на снимке ничего для себя интересного.
– Знаете, кто это? Тот, третий, сбежавший. Надо взять его.
Плонский хотел сказать, что брать преступников не его, Толмача, дело. Но вдруг подумал: откуда тот знает, как выглядит
И смутное подозрение, временами беспокоившее его, в один миг обернулось убедительной версией: Толмач замешан в этой истории с кражей золота! Конечно, Толмач, кому еще под силу провернуть такую операцию!
Он долго не отрывал глаз от фотографии, боясь глянуть на Толмача. А когда все же посмотрел, то встретил немигающий холодный взгляд.
– Это не мое дело, - сказал Толмач, поняв немой вопрос зампрокурора. Это свыше.
Но Плонский уже и сам понял, что это свыше. И тот звонок из Москвы, которому он бесконечно доверял, и странный разговор со столичным гостем, и Толмач... Что же получается? Толмач давно в этой компании, а он, Плонский, пока лишь кандидат? Стало быть, не Толмач должен глядеть в рот прокурору, а как раз наоборот. И, значит, этот неожиданный полет - лишь проверка зампрокурора "на вшивость"?..
– А почему ты решил, что он тебя дожидается?
– спросил Плонский только для того, чтобы скрыть свою растерянность.
– Там тоже теплый ключ. От таких мест сразу не уходят...
– Вижу дым!
– внезапно крикнул пилот.
Скоро и они тоже увидели вроде как реденький туман над редколесьем распадка. Подлетев ближе, разглядели и высверки костра. Возле валялось в траве какое-то тряпье, но человека нигде не было видно.
– Да вон же он!
– вдруг закричал Толмач.
Человек бежал по пологому склону сопки, направляясь к густой кустарниковой поросли, понимая, что сверху его везде углядят и одно спасение - чащоба кустов. Но он, явно не таежник, не знал, что зеленое пятно, которое было у него на пути, - это кедровый стланик. Преодолеть его, да еще с разбегу, так же трудно, как проволочное малозаметное препятствие.
Плонский хотел сказать, что нужен, мол, мегафон, крикнуть беглецу, чтобы остановился. И вдруг увидел в руках у Толмача карабин.
– Сейчас мы его придержим, - крикнул Толмач, открывая дверь вертолета.
– Он и так не уйдет.
– Ничего, попугать невредно.
Толмач, видно, был отменным стрелком. После второго выстрела человек внизу застыл в неестественной позе. Прогремели еще три выстрела, явно доставшие цель, но, по мнению Плонского, совершенно лишние.
– Садись куда-нибудь!
– захлопнув дверь, крикнул Толмач пилоту. И обернулся к Плонскому, сказал, как тому почудилось, с вызовом: - Надо поглядеть, тот ли это, кто нам нужен. Убедиться.
Посадить машину удалось лишь в полукилометре. Но ничего не оставалось, как идти пешком. И они пошли, не говоря друг другу ни слова. Плонский не знал что сказать. Толмач молчал, нарочно давая возможность зампрокурору придти в себя.
Труп лежал лицом вниз с руками, запутавшимися в плотной поросли. Это был именно труп, каких Плонский за свою прокурорскую практику нагляделся.
– Я хотел только подранить, чтобы не убег, - с жутким спокойствием произнес Толмач.
Плонский посмотрел на него и ничего не сказал. Перевернув убитого, он увидел юное мальчишечье лицо. Попаданий было три - в плечо, в спину и в голову, как при контрольном выстреле. Ясно, что Толмач ставил перед собой именно эту задачу - не задержать, а убить.
– Он?
– Он самый, - сказал Толмач, приподнимая труп.
– А это что у него?
Левая рука убитого, опущенная в глубину стланиковой полосли, сжимала какой-то узел. Толмач поднял этот узел и с новой восторженностью глянул на Плонского.
– Ого, тяжеловато! Глядите-ка!
В узле был круглый мягковатый на ощупь мешочек из плотной ткани, точно такой, какие были в ящичках в том вертолете.
– Золото?
Плонский растерянно пожал плечами. Толмач продолжил:
– Я думаю так: мы никого не видели, ни в кого не стреляли. А рыжевье пополам. Что об этом думает прокуратура?
– Прокуратура пока молчит, - осторожно ответил Плонский.
– Пока - это как?
– Тебе что - прокламации нужны?
– разозлился Плонский.
Он уже понимал, что отговорками не отделаться. Даже опасны отговорки, позволяющие как угодно толковать сказанное. Но не умел он так круто переворачиваться. Помягче бы, помедленней.
– Верно, не прокламации нужны, а дела. Ну так что, берете рыжевье?
– Кто же отказывается от золота?
– Ну и ладненько. Куда теперь? Обратно на курорт или домой?
– Домой, пожалуй.
И они пошли к вертолету. Не торопясь пошли, не разговаривая. Да и о чем было говорить, когда все сказано...
* * *
Тихий был этот день, теплый и ласковый. Сидели у костра, ели пресную кабанятину и посмеивались, вспоминая ночное приключение.
Внезапный порыв ветра разметал костер, забросал поверхность озера листьями и ветками. Пошумев несколько минут, ветер так же внезапно стих. Только озеро все ежилось, встревоженное, ходило мелкими частыми волнами.
Сизов встал обеспокоенный, прошелся по берегу, вглядываясь в небо. Затянутое серой пеленой небо быстро темнело. Откуда-то из дальнего далека доносился утробный гул.
– Уходить надо. К горе, - сказал Сизов.
– Почему это?
– подозрительно сощурился Красюк.
– Непогода идет.
– Подумаешь, дождик. Не размокнем.
– Бури бы не было. Застанет в лесу - пропадем.
Сизов подхватил мешок со своими камнями, кинул на плечо обжаренный кабаний окорок, приготовленный в дорогу, и, не оглядываясь, пошел по берегу...
Было уже далеко за полдень, когда, совсем запыхавшиеся, мокрые от пота, они добежали до горы, полезли по каменистому склону. Ветер усиливался. Временами его порывы заставляли останавливаться и приседать. Деревья скрипели, кряхтели по-стариковски, клонились к земле. Кроны елей, лиственниц, сосен трепыхались так, словно их разом трясли десятки здоровенных медведей.
Склон впереди казался зеленым и ровным. Но Сизов не пошел на этот склон, полез в сторону от него.
– Чего опять вниз?
– забеспокоился Красюк.