Золотой контур
Шрифт:
– Я одинок.
– Совсем?
– Абсолютно.
– И ты никогда не был женат?
– Был. Мы в разводе уже почти четыре года.
– Почему?
По постоянно смене поз понимаю, что говорить об этом ему совсем не хочется. Но мне уже даже интересно.
– Мы не сошлись характерами.
– Скучно.
– Да что ты?
– Я ожидала интересную историю, – интересно, поведётся ли он на мою провокацию?
Нам приносят закуски. Илья улыбается:
– Ладно, расскажу.
Мы с Верой познакомились через общих друзей. Это было лето после 10 класса. Случилась вписка на квартире у моего двоюродного брата, и мы с одной девчонкой, оба в дымину пьяные, лежали вдвоем в комнате на диване. Дело шло к… ну, понимаешь. И тут в комнату к нам зашла девушка – худенькая, с чёрными волосами, собранными в косу, в длинной цветастой юбке до пола, однотонной кофте и бежевом пиджаке. Ну, знаешь, такая тургеневская барышня. Она пришла забрать подругу домой, потому что ей позвонили и сказали, что та уже неадекватна и стремится наделать глупостей. Я увидел в Вере свой идеал… Я помню, как она одевала тело подруги, а я стоял и рассказывал ей наизусть стихи Тютчева о любви…
«О, как убийственно мы любим!…» Она смеялась… Подругу рвало над унитазом, Вера держала ей волосы… А я читал стихи… Восхищался её красотой… Вера очень долго вспоминала потом мне фразу «Мадам, простите, что я пытался воспользоваться Вашей подругой, но всему причиной мои душевные раны…» Она дала мне свой номер телефона. Мне было 17, и я был молодой, влюблённый и пьяный. Ей льстили мои ухаживания, ей нравилось быть мне симпатичной. На самом деле, в ней не было ничего выдающегося – она костлявая, невысокая, всегда скромно одетая, глаза опущены в пол. Она никогда не была красавицей с обложки, но я сходил с ума от её острого носа и рыжих веснушек на белой коже. Я дарил ей огромные букеты роз, я везде ходил за ней, как бездомный пёс, я ночевал у её подъезда, я неоднократно разбивал за неё носы… И лишь спустя восемь месяцев моих стараний она впервые меня поцеловала… Официально мы встречались четыре месяца, и всё это время я был самым счастливым человеком на Земле, я продолжал за ней ухаживать, я продолжал ходить за ней тенью…
А в один прекрасный день она сказала мне, что всё, что было – это её ошибка, что она зря позволила мне подобраться так близко, что она меня не любит и не желает больше мучить напрасными ожиданиями. Было это за два дня до моего восемнадцатилетия. Я никогда так не пил. Три недели в запое, и мне никого не хотелось видеть и слышать. Я страдал, я действительно очень страдал, мне никогда не было настолько больно. А потом, как только я успокоился, почти спустя месяц она пришла ко мне домой. Я хотел наорать на неё, спустить с лестницы и больше никогда не знать. Она сказала, что беременна. Конечно, я не мог её бросить. Через два дня мы уже жили вместе в пустой квартире, которая досталась мне после смерти отца. Мы спали на полу, ели там же, грели воду в чайнике, чтобы помыться.
Ещё через неделю мы расписались в ЗАГСе. Я снова был счастлив, ведь я женился на женщине, которую любил. Не важно, что она думала обо мне, что она хотела уйти, важно было только одно: она ждала моего ребенка. Я учился в педагогическом, она работала психологом без образования. Жили мы не очень богато, но нам хватало. Потом у меня родился сын Егор. Сейчас ему уже семь лет. Мы развелись, когда ему было четыре.
Каждый год отношения с Верой становились всё хуже, и это замечал даже сын. Особой любви между нами не было никогда, но под конец мы безостановочно ругались почти каждый день. Но мы не расходились с ней, потому что сыну обязательно нужен отец. Терпели ради него. И знаешь, если раньше я ходил за ней по пятам, то через пять лет семейной жизни я охладел к ней, а ближе к разводу она стала мне противна. Я заметил, как мой сын постоянно о чём-то с ней шепчется, но я не делал из этого какого-то скандала – мало ли, какие у матери с сыном могут быть тайны. Но однажды за столом Егор проговорился: «Мам, а когда мы снова с дядей Артуром поедем в кино?» Вера кричала на него. Позже я спросил у неё обо всём и она рассказала, что нашла мужчину, которого безумно любит. Она возила к нему сына, и, как потом сказал мне Егор, уговаривала его называть папой дядю Артура. Меня это выбесило, и я сказал ей, что та может переехать к любовнику, а я буду видеться с сыном, когда тот захочет. Мы только мучили ребенка.
Вера даже не стала меня останавливать. Я собрал вещи, и на следующее утро меня уже не было дома. Я жил у друга, а потом купил себе квартиру-студию. Вот уже три года живу в ней, а отцовскую квартиру сдаю. С Егором мы проводим время каждые выходные, он не любит Артура. Вера – домашний тиран, даже странно осознавать, что я когда-то сходил с ума от одной мысли об этой женщине. Сын хотел бы жить со мной, но я не могу себе этого позволить.
Илья вздохнул, глядя вникуда. Его откровенность сильно меня удивила, ведь мы всё ещё еле знакомы. Историю, которую он рассказал, тоже трудно назвать весёлой сказкой. Провокация вышла из-под контроля. Я неуверенно произнесла:
– Я даже не знаю, что надо говорить в таком случае.
Илья устало улыбнулся:
– Прости, что нагрузил.
– Нет, всё нормально. Это какая-то… тяжёлая история.
– Люди, знаешь ли, и похуже живут. Прошлое всегда тяжело вспоминать, даже если в нём много хороших моментов. Что-то радостное можно найти всегда.
– Например?
– Например, эта женщина подарила мне ребёнка, которого я очень люблю.
Я задумываюсь. Илья наклоняется ко мне поближе:
– А теперь ты.
– Я? – может, сбежать, пока не поздно?
– Расскажи свою историю?
– О… Ну… Мне нечего рассказывать. Отец умер, когда я была в начальной школе, и, если честно, я уже не особо помню ни его голоса, ни черты лица. С мамой отношения нейтральные, – пожимаю плечами. Не хочу выносить для него все скелеты из шкафа нашей семьи. Да и у кого их нет?
– Это как?
– Мы редко видимся. Когда получается встретиться, можем либо ругаться, либо нормально разговаривать. Но не секретничаем, как подружки. Ещё у меня есть сестра, у неё муж и четверо детей. Разница у нас небольшая, и в подростковом возрасте мы были ближе, чем сейчас. Подруг у меня нет.
– А друзья?
– Есть друг детства, Серёжа. Предупреждая вопрос, у нас с ним никогда ничего не было и не будет, никто ни на кого не претендует. В школьные годы мы вместе гуляли, на велосипедах катались, в кино ходили. Я книги читала. Потом поступила в пед, а он – в актёрский.
– До сих пор общаетесь?
– Да. Я, честно говоря, не совсем знаю, как у него дела по жизни, но разве ж это важно?
Илья удивленно приподнимает бровь, а затем пожимает плечами:
– Если вам так удобнее, то нет.
Конечно же, ни на каких велосипедах я не каталась. Моя юность наполнена чередой событий, чаще всего – криминальных. Меня в школе ставили в пример девиантного поведения. Но я не люблю об этом рассказывать.
Мы разговариваем ещё около часу, после чего Илья подвозит меня до дома.
А теперь – самое время собрать яйца в кулак, ведь впереди меня ждёт разговор с матерью.
Когда я вхожу в квартиру, мне в нос ударяет малознакомый для этого жилища запах домашней выпечки. Мама, опухшая, усталая, с поникшей головой, хлопочет на кухне. Откуда-то нашла в моём логове еду… Странно. У меня так не получается.