Золотой контур
Шрифт:
Собственно, такой я её и видела в свои шестнадцать лет: заплаканную, убитую жизнью, нервную и апатичную. Мне же не хватает только алкогольных вертолётов над головой и пропахшей сигаретами одежды, чтобы снова окунуться в ту атмосферу.
Я разуваюсь и осторожно пересекаю коридор, молча сажусь за стол и наблюдаю за мамиными движениями. Она, всё так же опустив глаза, тихо говорит:
– Рада, что ты всё-таки вернулась.
– Конечно, это же моя квартира.
– Ты знаешь, наверное я виновата, – она говорит это абсолютно сухо и без эмоций, поскольку на самом деле так не считает.
– Да, наверное, я тоже.
– Не надо было планировать всё без тебя.
– Не надо было закатывать скандал.
– И не стоило говорить всех этих слов тебе.
– Да, не стоило.
– Прости меня, малышка.
– Хорошо.
Она смотрит на меня. Я знаю, что она добивалась моего извинения, но я не собираюсь этого делать. Моя мать – манипулятор, но подчиняться её капризам я не буду. Тем более, что не произошло чего-то такого, за что я хотела бы извиниться. Перед кем-либо. Когда-либо в своей жизни. Да я просто ангел!
Начинается следующая стадия манипуляции: мама садится на стул и, закрывая лицо руками, плачет. Я закатываю глаза. Как бы то ни было, надо её успокоить, пока мы не затопили соседей.
Подхожу к ней сзади и кладу руку на плечо:
– Не переживай, всё хорошо. Мам, не плачь.
Я выдала свой максимум. Пусть ценит и это. Она прекрасно знает, что я – не оратор. Если хочет длинных речей, то она ошиблась дочерью.
Мама картинно разворачивается и обнимает меня, утыкаясь мокрыми глазами мне в грудь. Она начинает принюхиваться, и, забыв о своём горе, бодро вскакивает:
– От тебя пахнет мужскими духами!
– И что? Не дерьмом ведь.
– У тебя есть мужчина, о котором я не знаю? – она чуть ли не прыгает на месте от радостного предвкушения.
– Бога ради, мам! Мне скоро тридцать, а ты меня третируешь!
Она скрещивает руки на груди и язвительно произносит:
– На свадьбу, надеюсь, позовёшь.
Я снова начинаю злиться. Как бы то ни было, я не могу нормально разговаривать с мамой. Она уже столько лет не может понять, что её попытки контролировать меня заканчиваются исключительно скандалом. У неё воспитать-то меня хорошим человеком не получилось. Я предупреждаю:
– Мам, мы сейчас снова поругаемся.
Она вздыхает, но сдаётся:
– Я приготовила тебе яблочный пирог.
– О, а вот это уже дело.
– Я была на рынке. Ещё я купила себе пару вещей. Хочешь посмотреть?
Нет, но мириться надо.
– Давай.
Она выходит сначала в платье, потом в брючном костюме, потом показывает три кофты, две юбки, ещё одно платье и сапоги.
– Где ты взяла столько денег?
– Мне дали отпускные.
– И ты всё спустила на шмотки?
Мама пожимает плечами. Я киваю:
– Всё-таки твоя безответственность передалась мне.
Она смеётся:
– Ну, хоть что-то!
Мать ставит передо мной чашку чая и тарелку с пирогом, сама садится напротив и задаёт вопрос:
– Как твои дела, доченька?
Мне, в общем-то, нечего сказать, поэтому я перенаправляю вопрос к ней. Она рассказывает про работу, про Аньку, про дом… Мне надо как-то её остановить.
– …а потом приехал дядя Юра и отвёз меня домой. Ой, мне так плохо наутро было!
– Надо рассчитывать, сколько пьёшь. Мам, тут такое дело…
– Что случилось? – её поза становится напряжённой.
– Мне нужно в шесть уйти на встречу.
– К молодому человеку с приятными духами?
– Нет, к знакомому, я буду дома часам к десяти.
– Ой, Кать, ты можешь заявиться и позже, – мама отмахивается. – В конце концов, я понимаю, что такое физиологические потребности, и, возможно, ты не была бы такой злой, если бы тебе удалось нормализовать свою сексуальную жизнь.
– Прекрати.
– Я только хочу, чтобы было так, как лучше, милая, – она улыбается так благодетельно, как может, но я знаю, что она пытается меня разозлить. – Если ты никак не можешь выйти замуж, то, возможно, тебе стоит найти донора биоматериала, потому что дети…
– Прекрати сейчас же!
– Ты тратишь свою жизнь непонятно куда! Не ребёнок, а сплошное разочарование!
– Мама, хватит! Заткнись! Господи, мы не можем с тобой нормально разговаривать! Ты постоянно пытаешься вмешаться в мою личную жизнь, зачем?
– Я хочу, чтобы ты была нормальной женщиной. А то чёрт пойми кто! Удачного, мать твою, вечера!
– Благодарю!
Совершаю манерный реверанс, мама молча разворачивается и уходит в гостиную. Через секунду я уже слышу звук работающего телевизора. Переживёт как-нибудь, ничего, каждый раз переживала. В этот раз я точно не виновата, и пусть засунет своё мнение о моей личной жизни как можно дальше.
Возможно, я бы смогла избежать этой ссоры, если бы не была так агрессивно настроена. Но меня всё достало. В данный момент её постоянное рвение чему-нибудь меня научить дало накопительный эффект с раздачей бонусов.
Я иду в душ. По маминым меркам, я буду счастлива только тогда, когда выйду замуж и нарожаю супругу целую футбольную команду детей. Я к этому никогда не стремилась, и всегда говорю об этом прямо, но конфликт наших интересов просто неиссякаем. Она считает, что я обречена на одинокую старость и ужасную мучительную смерть в хосписе.
Помню, как-то много лет назад, когда Ане было 14, а мне 9, у сестры была первая любовь, если это так называется. Все эти побеги из дома, слюнявые поцелуи, нелепые засосы (господи, как же я насмотрелась на них за время работы учителем!), желательно там, где лучше видно, попытки изучать анатомию где-нибудь в темноте в колючих кустах за гаражами… Романтика – не то слово.