Золотой песок для любимого
Шрифт:
Дядя и племянница любили встречаться под крышей дома на Остоженке. Это был старинный родовой дом Галактионовых. Маленький замок, как называл его Михаил Александрович, наслушавшись англичан, которые кичились замками.
Дом был со львами на воротах, которые, надо отдать им должное, на самом деле походили на диких зверей, а не на раскормленных жирных котов. На улицу он смотрел обычными, не итальянскими окнами, модными ныне в Москве. Галактионову такие дома казались похожими на извозчиков в пенсне.
Сам Галактионов и Шурочка в последние годы одаривали дом своим вниманием не слишком часто. Михаил Александрович, или на английский манер сэр Майкл, являлся в Москву наездами. Большую часть времени он проводил в Лондоне, на Вигмор-стрит в доме 88. А Шурочка приезжала на каникулы из небольшого английского городка под названием Бат. Туда определил ее учиться дядя – в пансион, забрав из Смольного института.
Произошло это три года назад, довольно неожиданно. Явившись из Европы, Михаил Александрович забрал племянницу на каникулы из Петербурга в Москву – можно это было или нельзя по институтскому уставу, его мало волновало. Он так захотел.
– Сейчас я проэкзаменую тебя, Александра, – объявил он в первый же вечер.
– Но я уже все ответила своим учителям, – пыталась ускользнуть от экзекуции Шурочка.
– Я экзаменую не тебя, дорогая, но самого себя. А экзамен, считай, принимает моя любимая покойная сестра. Твоя матушка. Я обещал ей выучить тебя, а не учить. – Он сделал особенное ударение на последнем слове.
Шурочка кивнула, понимая, о чем он.
– Итак? – Он взмахнул рукой, в которой держал трубку из темной вишни.
– Я готова. – Шурочка выпрямила спину, ничуть не волнуясь. Она прекрасно учится по всем предметам.
– Итак, начнем с географии. Моего любимого предмета. Где находится Гоа?
Шурочка нахмурилась.
– Как вы сказали? – Она поморщилась.
– Гоа, дорогая. Географию ты не знаешь! – отрезал он, отметая движением трубки все попытки спорить. – Пойдем дальше. Итак, следующий предмет – история. Когда было выступление крестьян под началом Болотникова?
Шурочка надула щеки, они стали красные, как переспелые помидоры.
– Ага-а… Я рад. Ра-ад-радехонек! – неожиданно весело воскликнул он. – Ах, как мне было бы трудно забирать тебя из Смольного, если бы я получил исчерпывающие ответы. Но теперь я должен. Я просто обязан. Моя сестра не вынесла бы, что ее дочь растет невеждой.
Шурочка молитвенно сложила руки и посмотрела на дядю. Его светлое гладкое лицо смеялось. Казалось, больше всех веселились пшеничные усы, они дергались, повторяя движения губ.
– Дядюшка… но мы с Варей Игнатовой… – канючила Шурочка.
– Варя, между прочим, уже проэкзаменована отцом, – остановил он ее нытье и шумно вздохнул: – Твоя подруга уже собирает вещи. Итак, дорогая моя племянница, вы с Варей едете учиться в Англию.
– В Лондон? – изумилась Шурочка. – Туда, где вы? К вам?
– Нет. Вам будет покойней в городке поменьше. Он называется Бат. Там есть один милый пансион, им владеет наш с Игнатовым друг. Ты ведь знаешь, мы с отцом Вари спокон веку единомышленники. Мы служили в одном ведомстве, правда, давно… Ах, как давно! – Дядя снова покачал в руке трубку, словно удивившись сам себе.
Что ж, сказать по правде, Шурочке давно стало тоскливо в Смольном. Учителя скучные, как сами предметы. Она не собиралась стать, как многие девочки из богатых семей, фрейлиной, ее не прельщали балы, наряды, сплетни. Или гувернанткой, а то и чтицей при какой-нибудь старой барыне, как девочки бедные. Не собиралась Шурочка жить по чужим домам. Ей хотелось путешествовать, изучать древности.
– У тебя мужской ум, – между тем рассуждал Михаил Александрович. – Его нельзя оставлять без должного питания. Будем рассуждать логически… – При слове «логически» он положил ногу на ногу и сказал то, что Шурочка уже знала: – Вам с братцем Платошей стоило бы поменяться. Из него получилась бы замечательная светская барышня. А из тебя…
– Ах, дядюшка. Из меня получится прелестная амазонка! – бойко ответила она.
Он засмеялся.
– Вот и я о том же. Такие девы, как ты, хотят своевольничать и властвовать. А от малообразованности в вашей голове подобные мысли облекаются в одну-единственную форму, видимую вашим незрелым взглядом. При которой возможно то и другое.
Дядюшка намеренно выражался столь витиевато, чтобы шустрая Шурочка не перебила его мысль немедленным ответом. Он надеялся, что успеет произнести заготовленную тираду до конца. Но ошибся.
– Конечно, – тотчас ответила Шурочка, – форма устройства жизни, при которой можно своевольничать и властвовать женщинам, – матриархат. Он существовал при амазонках.
– О Господи, я, кажется, отравил тебя этими амазонками! – В голосе Михаила Александровича звучала искренняя досада.
Шурочка засмеялась еще громче. А он продолжал:
– Так вот, я не стану больше рассуждать. Я стану действовать. Я забираю тебя из Смольного, как бы… гм… дорого мне это ни обошлось. – Он покачал ногой, лежавшей поверх другой. Шурочка в который раз восхитилась – подобного блеска от кожаных ботинок может добиться только ее сэр Майкл.
– Дядюшка, вы сшили еще одни, новые? Там же, на Кинг-стрит? – Она указала пальцем на ботинки Михаила Александровича.
– Да, вынужден признаться. – Он довольно хмыкнул. – Невозможно устоять, знаешь ли. – Он приподнял носок идеального овала любуясь. Потом, словно спохватившись, проговорил: – Я сказал, мне дорого обойдется твой уход из Смольного. Да, но это не значит, что у меня нет денег на твое учение. Придется похлопотать, вот я о чем. – Он серьезно посмотрел на племянницу. – Но я обещал твоей матери, и я это сделаю. Ты будешь изучать науки, чтобы ум твой работал, а не спал. Чтобы вызрел, а не прокис.