Золотой свисток, или Вояжи писателя Ахманова
Шрифт:
– Не голышом, а в костюме от Кардена, – сообщил адвокат. – С приложением сорочки, галстука, штиблет и нижнего белья. Все – дар мистера Березовски.
– Другое дело, – молвил Ахманов. – Где расписаться?
В этом костюме он и вернулся домой. А вечером в «Новостях» был сюжет с сэром Робертом – пресс-конференция по случаю очередного покушения ФСБ. Ахманов глядел, как олигарх трясет его штанами, и с ухмылкой косился на свой новый костюм.
ВОЯЖ 7. ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ
Дело было
– Вынеси мусорное ведро, – сказала супруга Ахманова.
В их семье визиты к мусоропроводу считались мужской обязанностью, против чего Ахманов, в принципе, не возражал. Но в данный конкретный момент он занимался важным делом – обдумывал любовный эпизод романа. И потому буркнул:
– После. Сейчас мне некогда.
– Это когда же после? – спросила супруга. – Ведро переполнено!
– Отвяжись, ласточка, – ответил Ахманов.
– Переполнено, говорю! – грозно сверкнув очами, повторила супруга.
Тут Ахманов завелся и выкрикнул:
– Не нарушай творческий процесс! Не мешай полету мысли! И вообще выносить ведро – не по чину известному писателю!
Жена тоже завелась:
– Не по чину, значит? Полет мысли у тебя? Да это мания величия, мой драгоценный! Впору лечиться!
И повезла она Ахманова лечиться – конечно, в Германию, где, как известно, лучшие в мире психиатры. Там, в городе Гамбурге, практиковал профессор психических наук Отто Карлович Яволь, этнический немец, бывший доцент Первого Медицинского, уехавший лет шесть назад из Петербурга. Супруга Ахманова была с ним знакома, к нему и повезла недужного. Ахманов против поездки не возражал, но при условии, что сначала они осмотрят в Берлине Восточный музей, в Мюнхене – Пинакотеку, а в Дрездене – знаменитую картинную галерею. Жена смирилась; понимала, что раз Ахманов с манией величия, то и культурные запросы у него велики.
Выполнив всю музейную программу, прибыли они в Гамбург и тут же отправились к профессору Яволю.
– На что жалуемся? – спросил Отто Карлович – разумеется, по-русски. Хоть был он этнический немец, но на дойче шпрехал не очень уверенно.
Супруга Ахманова объяснила. Профессор начал исследовать Ахманова: стучал по коленке молоточком, задавал каверзные вопросы, просил ткнуть пальцем в нос и долго рассматривал анализ ахмановской мочи. Потом сказал:
– Нервно-моторная функция у вас, батенька мой, перевозбуждена, отсюда и гипертрофия собственной значимости. Я рекомендую перед сном легкое успокоительное. Вот, получите.
И, протянув Ахманову флакон с голубыми пилюльками, профессор велел секретарше выставить счет за консультацию. Надо заметить, немалый – пятьсот евро.
– Что за препарат? – осведомился Ахманов, принимая из рук профессора флакончик и поглядывая на супругу, которая отсчитывала деньги.
– Я же сказал, легкое успокоительное. Состав комплексный, личной моей разработки: валериана, персен, денормил, калий бром… В таком вот роде, батенька.
Как офицер запаса, Ахманов отлично знал, что такое калий бром, но, возвратившись домой, принялся кушать пилюли без всяких возражений. Жена держала флакончик при себе и тщательно следила за лечением.
Так прошло дня три или четыре. Вечером легли они в постель, жена пощекотала Ахманову лысину и спросила:
– Спать будем, или как?
– Спать, – решительно сказал Ахманов и отвернулся к стенке.
– Вчера тоже спали… и позавчера… – разочарованно заметила супруга, но Ахманов ее уже не слышал, храпел под действием успокоительного.
Прошли еще две недели. Ахманов исправно выносил мусорное ведро, но кроме этого никакой активности не проявлял.
Наконец супруга не выдержала и стала ворчать:
– Жена я тебе или не жена? Каждую ночь только бока пролеживаешь! Забыл о супружеском долге?
– Лечение такое, – пояснил Ахманов. – Успокаивает нервно-моторную функцию. Она у меня до нуля сошла. Ни величия, ни функции, ничего нет.
– Правда? – спросила жена.
– Правда, – признался Ахманов, вздыхая. – Я тут, ласточка, стал эротический эпизод сочинять, так не получается! Прежде одной левой и сколько угодно, а теперь не могу.
– Что же будет? – в ужасе воскликнула жена.
– Не знаю. Податься, что ли, в детские писатели…
– В детские! Ты в своем уме? А жить на что будем?
– Еще я могу стихи сочинять, – молвил Ахманов. – Скажем, о природе, о рассветах, закатах и экологии.
Супруга раскричалась:
– Стихи! О природе! Это что за лечение? Я ведь по счету пятьсот евро заплатила! А какого лешего?.. Уже и в Германии мошенники завелись! Да я на этого Яволя рекламацию подам! До президента дойду! Или до этой их Ангелы Меркель!
– Не стоит, – вздохнув, сказал Ахманов. – Какие у тебя претензии, рыбка моя? Лечение мне назначили самое верное.
Жена окончательно рассвирипела.
– Верное? Ты это верным называешь? Это что ж такое! Ни страсти супружеской, ни гонораров! Одно счастье, что ведро выносишь! Да я этого липового профессора…
– Успокойся, – сказал Ахманов. – Профессор – мудрый человек. Ему известно: ничто так не лечит манию величия у мужчин, как импотенция.
– В самом деле? – с задумчивым видом произнесла жена.
– В самом, – подтвердил Ахманов. – Я точно знаю – как-никак писатель, инженер человеческих душ.
Утром, когда он потащил ведро к мусоропроводу, в нем валялся флакончик с голубыми пилюлями.
ВОЯЖ 8. ПРЕЗЕНТ ИЗ ФИНЛЯНДИИ
В Финляндию, на рыбалку, писатель Ахманов ездил с шингенской визой и со своим другом плотником Ефимычем. Знакомы они были лет тридцать, с той поры, как у Ахманова завелась дача, где Ефимыч трудился каждое лето, ремонтируя то сарай, то туалет, то крышу. Супруга Ахманова относилась к Ефимычу с большим почтением, но поездки на рыбалку не одобряла, подозревая, что они с Ахмановым употребляют. А зря! Ефимыч хоть и был плотник, но пил один лишь квас, а Ахманов если к чему и прикладывался, то в меру.