Золотой торквес
Шрифт:
Он изо всех сил сдерживал мысли, снова углубившись в маленький черепной закуток.
«Я мертв, оставьте меня в мертвых, я покойник, не обращайте внимания, проходите, проходите!»
— Может, все-таки не совсем покойник? — прозвенел в ушах голос, но Раймо не открыл глаз.
Смех.
— Вставай, брат-психокинетик. Не так уж и тяжело ты ранен.
Тела фирвулагов — спасительное прикрытие — сползли с него. Он по-пластунски заскользил по солончакам, но кто-то ухватил его за голову, заставил выглянуть из-под забрала.
Две тануски —
— Да он вовсе не ранен, сестра, — сказала ясновидящая. Ее глубокие глаза зловеще сверкали из-под фиолетового капюшонах.
— И верно, — подтвердила целительница. — Ум тоже не тронут врагом. Он симулянт. Дезертир!
Охваченный ужасом, Раймо поднялся на ноги. Занемевшие ноги отказывались держать его. Он пошатнулся, и с обеих сторон его подхватили умы обеих дам. Он вытянулся и застыл неподвижно, точно статуя в розовых, забрызганных чужой кровью доспехах.
— Знаешь, что бывает за трусость, первобытный? — спросила ясновидящая.
— Да, высокочтимая леди, — поневоле ответил Раймо.
— Тогда ступай туда, где твое место!
Он опустил голову и понуро поплелся через поле к Великой Реторте.
На семьсот километров западнее вытянулось на склоне Альборана тело юного плезиозавра. Не ведая об опасности, он охотился на тунца в водах Атлантики. А сами тунцы гонялись за головоногими, а головоногие преследовали стаю серебристых сардинок, которые в свою очередь нацелились на микроскопические организмы океанского планктона. Нежданная волна подхватила больших и малых тварей и всосала в Гибралтарский рифт.
В течение адской четверти часа все они кружились в водовороте, увлекаемые к гигантскому водопаду. Изящную шею юного плезиозавра сломал пенистый вал нового Средиземного моря. Он умер мгновенно. Разбитые, разорванные о зубья подводных скал тунцы протянули ненамного дольше головоногих. Благодаря малым размерам сардинки ухитрились скатиться по водяной горе без физических повреждений. Немного опомнившись, они уже хотели вернуться к прежнему образу жизни, но в омут Альборанского бассейна нанесло столько ила, что крохотные тельца увязли, и рыбешки задохнулись. Из всех живых существ, волею судеб попавших в новорожденный пролив, уцелел только планктон.
Плезиозавра выбросило на склон вулкана, что прежде высился шестисотметровой громадой над прилегающим бассейном. Чайки и стервятники лакомились мертвечиной до тех пор, пока море не отобрало у них добычу и не понесло на восток в туманной мгле.
8
Ноданн с Имидолом, Кугалом и Куллукетом летал над опустевшим полем битвы, обозревая печальные последствия первого раунда Главного Турнира. Всходила почти полная луна, тускло поблескивали звезды. Стараясь сохранить душевное равновесие, четверо братьев приглушили метапсихический огонь и двигались по небу, точно призраки.
Медики фирвулагов со светлячками в руках копошились в грудах темных тел. В их лагере ярко горели костры — знак вечерней трапезы. Под аккомпанемент барабанов маленький народ распевал залихватскую песню.
— Такой я вроде не слыхал, — заметил Имидол.
— Их боевая песня, — кисло отозвался Кугал. — Они пели ее еще в те времена, когда ты цеплялся за мамкину юбку и подчинял своей воле божьих коровок. Собственно, это даже не песня, а победная лэ. Будем надеяться, что она преждевременна.
— Но как они вообще отважились ее запеть?! — Лицо Куллукета исказилось от гнева.
— Мы им даже по числу знамен не уступаем, — подхватил Имидол. — Велтейн, конечно, сел в лужу, но Селадейр Афалийский вполне может возглавить батальон творцов.
— То, что от него осталось, — уточнил Кугал.
Стратег до сих пор хранил молчание. Он спустился чуть ниже, к площадке, где мелькали красные и фиолетовые балахоны сестер милосердия.
— Велтейн сам виноват — недооценил Пейлола, — произнес он наконец. — Ведь уже был научен горьким опытом. И не надо принижать значение катастрофы, младший брат. Ряды творцов поредели, от них осталась в лучшем случае одна четверть… А Селадейр… он не из потомства.
Куллукет проговорил каким-то слишком уж нейтральным тоном:
— Так ведь то была твоя идея… Ты велел Мерси объявить Вела вторым творцом. Вспомни, я не раз указывал тебе на его примиренческие взгляды.
— А теперь, — язвительно отметил Кугал, — наш покойный брат из Финии своими налитыми золотом гляделками обозревает фирвулагские пирушки!
— Впереди еще два раунда, — заявил оптимист Имидол. — Фиаско с кавалерией серых — простая случайность. Мы наверстаем, вот увидите.
— Реабилитационные павильоны переполнены, — предупредил Куллукет.
— Я это учел, — отрезал Ноданн. — Тяжелораненые тану и золотые люди будут переправлены в Гильдию Корректоров, чтобы полевые врачи могли заняться годными к строевой. И еще одно новшество. Куллукет, вызови на связь лорда Целителя и проинструктируй его, чтобы лучших серых бойцов помещали в Кожу. А небоеспособные тану пусть подождут. В разгар Битвы мы не можем тратить время на славных немощных ветеранов.
— Ну ты даешь, братец! — воскликнул Кугал. — Отец не простит тебе такого нарушения древних обычаев!
Но Стратег был непреклонен.
— Пришло время пересмотреть кое-какие обычаи. У нас немало забот, помимо уязвленной гордости традиционалистов и даже чести короля. Я признаю, что ошибся, назначив Велтейна на командный пост. Меня тронула его скорбь, кроме того, многие одобрили это назначение.
— Селадейр хороший вожак, хоть и не из потомства, — сказал Кугал. — Но в лице Велтейна мы потеряли верного кандидата в рыцари Высокого Стола и отныне должны будем ох как остерегаться… Это я тебе говорю, младший брат!