Золотой выкуп
Шрифт:
Джигиты молчали. Молчал и Намаз, думая о случившемся, сопоставляя имевшиеся факты и свои догадки.
Одному из членов отряда пришло письмо. Не от тетушки или бабушки, а от главного начальника уездного полицейского управления. В письме говорится, что Кенджа Кара, а не кто другой, уполномочен вести секретные переговоры от имени полиции с Арсланкулом. Стали бы поручать Кендже Кара такое тонкое и важное дело, если бы он не имел давних связей с полицией и определенных заслуг перед ней? Нет, конечно. Возможно ли, что письмо придумано только для того, чтобы оклеветать, опорочить доброе имя человека, в худшем случае — подвести его под смертный приговор товарищей? Чушь собачья. Кто такой Кенджа Кара, чтобы плести вокруг него такую тонкую сеть? И надо ли было пристегивать сюда еще и Арсланкула? Но ведь пристегнули. И обещают простить все грехи, если поможет уничтожить намазовский отряд, да еще тысячником назначат! Метят точно в цель, будто хорошо осведомленные о неважных отношениях между Намазом и Арсланкулом. Положим, осведомлены. Допустим, что через Кенджу Кара, своего старого осведомителя, намеревались вбить клин между ним и Арсланкулом, а если удастся — даже привлечь его на свою сторону. Но тут-то и нашла коса на камень. Арсланкул — парень прямой и честный, хотя малость и вздорный, не оправдал надежд полиции, расстроил их планы…
— Так давайте разберемся во всем спокойно, — проговорил Намаз, хотя сам был далеко не спокоен. Ох, многое бы он отдал, чтобы оба его джигита оказались невиновными, но ведь вот оно, письмо, с подписями, печатью, жжет руку, точно раскаленный уголь. — Вы все знаете, — продолжал он, — клевете не место в нашем отряде. Всем известно, безвинных мы еще не наказывали. Так будет и на сей раз. Вам обоим придется доказать свою невиновность. — Намаз повернулся к Арсланкулу. — Скажите, откуда появилось у вас это письмо?
— Мне его передал этот черный жук.
— Неправда! — взвыл опять Кенджа Кара. — Я нечаянно увидел у него письмо, вот он и решил свалить все с больной головы на здоровую! Подлый клеветник!
— Я клеветник? — шагнул к Кендже Кара Арсланкул, но вдруг остановился. — Ты все еще утверждаешь, что письмо было у меня в кармане?
— Да, в этом кармане! И я знаю, что ты давно охотишься за головой Намазбека!
— Намазбай, прикажите ему снять халат, — спокойно сказал Арсланкул, указав пальцем на Кенджу Кара. — Письмо это было искусно вшито в подкладку его халата, проверьте сами, место это вспорото ножом.
Намаз до последнего не хотел верить в предательство Кенджи Кара, надеялся, что тот как-то докажет свою невиновность. Вспоротое место в халате, на которое указал Арсланкул, поколебало его веру, а извлеченная через минуту бумага рассеяла все сомнения. Стало совершенно очевидно, что Кенджа Кара был предателем, хитрым и подлым врагом Намаза и всех его джигитов, что он давно и верно служил полиции.
Намаз громко зачитал соратникам и эту бумажку.
«Податель сего Кенджа, сын Аликула, является секретным агентом отделения уголовного розыска Самаркандского уездного полицейского управления. Согласно пункту «А» 1274 статьи Свода законов Российской империи предписывается всем административным чинам губернии: тысячникам, волостным управителям, кишлачным старостам и иже с ними беспрекословное выполнение всех просьб и указаний вышеозначенного Кенджи, сына Аликула.
Все молчали. Тишину хранила и беспредельная степь, словно пораженная подлостью, представшей перед нею. Казалось, даже птицы, спешившие куда-то по своим делам, застыли в небе. Солнце остановило свой ход. Все сущее застыло, закаменело…
Намаз с неживой улыбкой взглянул на съежившегося, не смевшего поднять головы Кенджу Кара.
— Да ты, оказывается, большой человек, Кенджабай. Кто бы мог подумать!
— Это не мой халат, его мне кто-то подсунул! — завизжал Кенджа Кара, пятясь под буравящим взглядом Намаза. — Умоляю вас, будьте справедливы, Намазбай! Вы ведь не любите проливать невинную кровь!
— Невинную? Где ты был, когда дом Шернияза стал для нас западней?
— Вы сами послали меня с поручением.
— Наутро, после стычки с неприятелем, семнадцать джигитов из разных кишлаков, не выказывавших своей причастности к нашему делу, были арестованы. Случайность? Это я, дурак, простак, думал, что случайность. Только теперь понял, что это ты их продал. Потому что их имена, место жительства никто не знал, кроме нас с тобой. А ты? Где ты был, когда все наши джигиты гнили в темнице?
— На воле был. Дома! Я же не виноват, если полиция так плохо работает! Или я сам должен был прийти и сдаться? Потом же они все-таки добрались до меня, упекли за решетку! Сожгли отчий дом! Самого чуть не убили, пытали, морили голодом!
— Хороша же полиция, что так мучает своих агентов, волю которых обязан беспрекословно исполнять весь уезд! — засмеялся Намаз, наливаясь гневом.
Случалось, и не раз, что Намаз вот так пытал провинившегося перед товарищами, а потом прощал, коли тот признавал свою вину, обещал искупить проступок кровью. «Повинюсь, пообещаю, вдруг пронесет?» — мелькнула у Кенджи Кара последняя надежда.
— Дьявол сбил меня с праведного пути, Намазбек! Обещаю кровью искупить свою вину! Пощадите меня!..
Грохнуло одновременно несколько выстрелов, произведенных по предателю намазовскими джигитами, принявшими на себя исполнение непроизнесенного приговора.
Кенджа Кара рухнул на землю.
И опять в степи воцарилась гнетущая тишина.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ВЕСЬ МИР — ЦВЕТНИК
Несколько дней уже, как Намаз живет у чабанов, пасущих овец вблизи реки Шурсай. Его сюда пригласили сами чабаны: «Поживите у нас, Намазбай, сколько хотите. Степь наша — неприступная крепость для недругов, а мы — ваша стража». В этих местах намазовские мстители чувствуют себя в безопасности: во всех селениях от Карасува до кишлака Шахид старостами да пятидесятниками сидят люди Намаза. Они вовремя предупреждают отряд об опасности, обеспечивают, коли в том есть нужда, лошадьми, продовольствием.
Последнее время положение отряда стало весьма сложным. Преследователи, утюжа край шаг за шагом, вытесняли намазовцев из обжитых мест. Стало невозможным посещение кишлаков. На каждом шагу стояли усиленные караульные посты. Один проскочишь благополучно — наткнешься на другой. Едва увернулся от нукеров какого-нибудь прыткого тысячника, глядишь, уже наседают казаки. Намаз не в состоянии дать неприятелю открытый бой. Для этого надо, как советовал некогда Михаил Морозов, поднять народ, а это оказалось Намазу не по плечу.
Намаз, страдая бессонницей, всю ночь бродил по напоенной ароматами трав и цветов степи. На рассвете вернулся к юрте, где оставил спящую жену. Чабаны поставили юрту у самого берега Шурсая: из-за войлочного полога все время слышался звон серебристой воды, беззаботный щебет птиц.
Низко пригнувшись, Намаз осторожно вошел в юрту. Но Насиба уже не спала.
— С праздником тебя, дорогая.
— И вас с праздником, Намаз-ака.
— Хочешь, пойдем по заре в горы? Наберем тюльпанов. Так красиво они расцвели, огнем полыхают. Можно и сестренок твоих взять. Прогуляются.