Золотой выкуп
Шрифт:
Решение созрело моментально. Насиба тронула руку Амана:
— Быстро освобождай коней!
Она тоже бросилась отвязывать похрапывающего поблизости своего Карылгача, сняла веревку. Конь, учуя ее запах, послушно следовал за хозяйкой. С веревкой в руках подбежала Насиба к двери, нащупала кольца, служившие ручкой, привязала к одному из них веревку. В хлеву росло движение: освободившиеся кони встревоженно бегали, искали выхода.
— Аман! — позвала Насиба.
— Я здесь, — раздалось в ответ.
— В конце хлева должно быть окошко
— А ты? Я тебя одну не оставлю!
— За меня не беспокойся. Нам нужно разойтись. Иначе мы ничего путного не сделаем. Иди к дому. Там — умирающая мать, там люди, которые нуждаются в нашей помощи! Будь осмотрительней. Угол, куда выходит окошко, невыгоден для осаждающих, там наверняка никого нет… А дальше смотри сам… лучше всего заберись на крышу дома… Когда я открою огонь, поддержи меня. Все, беги.
Насиба поймала за шею Карылгача, все время топотавшего рядом, взлетела ему на спину. Она не выпускала из руки веревку, привязанную к кольцу на двери.
Оказавшись верхом, она начала гонять коня по кругу, хлеща концом веревки и так ошалевших от дыма, страха и выстрелов животных. Когда в хлеву движение достигло предела, она резко потянула веревку на себя — створки распахнулись, в глаза ударил ослепляющий свет яркого дня. Табунок коней ринулся к спасительному выходу. Кони дико ржали и громко отфыркивались.
Прильнув к шее Карылгача, Насиба в последний раз хлестанула его концом веревки и вылетела вслед за табуном. Освободившиеся кони носились по двору, создавая невообразимую суматоху. В воротах стояла арба, вздыбив в небо оглобли и закрывая проход. Нукеры, видать, хотели штурмовать хлев под ее прикрытием. Насиба пустила Карылгача во всю прыть вдоль стены хлева и, когда он достиг небольшого строеньица сарая, молнией выбросилась на его крышу, перевернулась несколько раз, откатываясь подальше. Прицельных выстрелов не последовало. Байские прихвостни, видно, до того растерялись, что ее и не заметили. Они никак не могли уразуметь, что происходит: почему вдруг сама собой распахнулась дверь, как сумели выскочить из хлева кони? А когда до них дошел смысл случившегося, они всю злобу обратили на дверь хлева, зловеще зиявшего черной пастью, обрушили на нее огонь винтовок.
Насиба на это и рассчитывала.
Воспользовавшись суматохой, Аман перебежками достиг угла дома, спрятался за тандыром, на небольшой площадке, куда обычно клали широкую плетеную корзину, когда пекли лепешки, и тотчас открыл огонь. У нукеров создалось ощущение, что намазовских джигитов здесь видимо-невидимо.
Дым горящего клевера стелился над крышами хлева и сарая, служа Насибе надежным прикрытием. Но отсюда она не могла стрелять — улица не просматривалась, а ее могли сразу обнаружить.
Насиба решила перебраться на крышу дома соседа, Карима Глухого. Он стоял на излучине дороги, и с его крыши можно было вести огонь и по улице, и по двору своего дома.
Она
Насиба спрыгнула во двор Карима Глухого и, держа оружие на изготовку, зорко оглядываясь, перебежала короткий открытый участок, упала на дно узкой канавки, образованной грядками помидоров — кусты были высокие и укрывали ее надежно, — проворно поползла вперед.
Дом Карима Глухого возвышался над Насибой почти в два роста. «Ой, беда мне, как же взберусь на крышу? — подумала женщина в отчаянии. — Нет, я должна одолеть и эту преграду, обязана одолеть! Хоть на самую крышу мира, но я должна взобраться!»
Насиба зацепила ремень за выступающий конец потолочной балки, вскарабкалась наверх, цепляясь вначале за приклад, затем за дуло оружия, ухватилась одной рукой за край крыши, подтянулась — «О боже, дай мне еще немного силы и ловкости!» — закинула ногу на крышу, уперлась левой рукой за выступ балки — и… вот она на крыше! Свесившись, сняла с балки винтовку… На все это ушли считанные минуты — нукеры стреляли в Амана и в дверь хлева. Значит, так и не поняли, что Насиба благополучно ушла оттуда.
На крыше Карима Глухого была сложена большая поленница. Насиба заползла за нее, осторожно приподнялась. Грудь ее тяжело вздымалась и опускалась, воздух вырывался из горла со свистом и хрипом. Но голова по-прежнему была ясной, руки твердыми.
Шагах в ста от Насибы, вблизи ворот, за дувалом притаились трое всадников. Кони под ними встревоженно всхрапывали, нервно перебирали ногами, прядали ушами. Здоровенный черный мужчина, заросший густой бородой, что-то кричал, приложив руки ко рту.
Узнав убийцу отца, Насиба встрепенулась. Что ж, Хамдамбай, пришло время держать ответ за свои злодеяния! Посеявший ветер — пожнет бурю, говорят…
Насиба тщательно прицелилась под левую лопатку Хамдамбая, нажала на курок. Всадник вскинулся на миг вверх, точно хотел взглянуть на невидимые звезды, потом как бы нехотя согнулся и ткнулся лицом в гриву коня.
— Байбуву убили! — закричал страшным голосом джигит, стоявший рядом с Хамдамбаем. Затем проворно спешился, чтобы оказать помощь Хамдамбаю.
Пуля, пущенная Насибой, видимо, ударила его в затылок: джигит, словно подкинутый мощной невидимой рукой сказочного дива, отлетел в сторону и навзничь рухнул на землю.
В это время загремели выстрелы со стороны дома Халбека. Это заговорила винтовка Баротали: видно, отчаяние и ненависть взяли верх…
Третий всадник, находившийся в компании Хамдамбая, завопил благим матом, держась за бок, и, нещадно хлеща камчою коня, понесся прочь.
— Спасайся, кто может! — кричал он. — Мы окружены!