Золотой желудь
Шрифт:
Собачья спина попахивала псиной. Лида крепко вцепилась в шерсть на собачьем загривке, когда они продирались сквозь густую влажную зелень к вершине Дерева. Оно оказалось огромным, на каждой его ветке мог разместиться город. На них вдруг посыпались, прорываясь из воздуха, предметы мебели, подушки, одеяла, автомобили и даже тройка лошадей. Все это пронеслось мимо и растворилось в воздухе.
— Королева не в духе, — объяснила собака, оборачиваясь к Лиде.
На самой вершине дерева стояла простая изба. Лида и собака заглянули в распахнутое окошко. Там, среди грохота, гудения и сверкания стояла большеголовая
— Страшная, — испугалась Лида.
— Она разной бывает. Иди! — тихо приободрила собака на прощанье. — Больше я тебе помочь ничем не смогу.
И Лида взошла на крыльцо.
— Лижбэ? — спросила Макушка, сверкнув голубыми глазами на задрожавшую гостью.
Вместо ответа Лида тихо заплакала.
— О чем слезы? — спросила хозяйка избы.
— У меня нет золотого желудя для вас.
Королева усмехнулась:
— Его только вдвоем можно найти. Горюшко, да ты совсем заблудилась, — королева вдруг обняла девочку. — Иди сюда, я покажу тебе твой дом.
В комнате пахло сухими травами и стояла большая прялка, расписанная солнцами и полумесяцами. Макушка подвела девочку к раскрытому окну. Едва выглянув наружу, Лида отпрянула обратно: она не ожидала такой головокружительной высоты. Но женщина настаивала, и Лиде наконец захотелось разглядеть раскинувшуюся внизу Москву. Или это не Москва была?
Дома, трубы, дымы и дымки, красные флаги. Картинка зашевелилась — по реке поплыла баржа с людьми, потом Лида заметила, что на набережной, в ряд с отделанными гранитом многоэтажными домами, стоят не меньшего размера человеческие бюсты. Один из этих великанов подмигнул девочке и улыбнулся из-под своих каменных усов.
На другом берегу реки молодой грустный человек кидал крошки гигантскому голубю, копошившемуся в пыли около церкви. Голубь наелся и устроил вокруг себя такую пыльную бурю, что за ней теперь не было видно куполов. Все пропорции были перепутаны в этом городе.
Внизу послышался слабый паровозный свисток — по рельсам, выпустив клуб дыма, проехал игрушечных размеров паровозик. Он тащил несколько старых вагонов.
— Ты под такой броситься хотела? — спросила ее Макушка.
— Я? С какой стати? — спросила Лида тоном Лидии Николаевны, но тут же по-детски понурила голову под пристальным взглядом.
— Там действительно сложились обстоятельства… — смутилась она, объясняя, — война ведь была, голод. В институте мне как сироте выписали УДП — усиленное дополнительное питание, но там мало чего было. «Умрешь днем позже» студенты его называли. Что было делать? Собрала все самые приличные в доме вещи, поехала на поезде в деревню, чтобы обменять их на пшено.
Возвращаясь в Москву, задремала, а когда проснулась, мешка с пшеном под сиденьем не оказалось. Это означало целый месяц без еды. Я стояла на перроне, злилась на мальчишку, который ехал без билета и всю дорогу прятался под моим сиденьем. Я его не выдала, а он меня обокрал… Потом стала сердиться на себя, на собственные глупость и доверчивость. А потом мне в голову пришло и вовсе страшное. К счастью, не решилась, — расчувствовавшись, улыбнулась Лида, но Макушка даже бровью не повела.
— Куда же ты пошла с вокзала? — спросила Макушка.
— В одну семью, они меня приютили.
На барже тем временем началось неладное: там заметалась девичья фигура с длинными распущенными волосами. Лида вопросительно посмотрела на королеву.
— Не узнаешь свою подругу? — спросила Макушка.
Растрепанная девушка требовала, потом умоляла о чем-то стоявшего рядом с ней мужчину с винтовкой, но он грубо оттолкнул ее. Она упала, и никто не поспешил ей на помощь, некоторые даже отошли подальше. Покосившись на указательный палец Макушки, который был намного длиннее остальных, Лида насупилась: с какой это стати королева решила, что она дружит с преступницей?
— Нет у меня такой подруги.
Макушка не стала ее разубеждать. Она кивнула на одно из многоэтажных зданий на берегу:
— Вон твой дом.
— Нет. Мой дом не такой большой, — снова заупрямилась Лида. — Я живу в Теплом переулке, дом два, квартира девять, — добавила она уже извиняющимся голосом.
По-птичьи наклонив голову, Макушка внимательно посмотрела на гостью и направилась к скамье, все своим видом показывая, что говорить больше не о чем. Вскоре ее деревянная прялка равномерно застучала, придавая ритм остальным звукам в избе. Послышались шум дождя и ветра, телефонные гудки, плач младенца, одобрительный гул толпы и прекрасное женское пение. Поющий голос был ей знаком.
— Я хочу сказать! — заволновалась Лида, торопясь исправить ошибку. — Эта девушка… Ее зовут Ася Грошунина. Она училась в Литинституте. На нее был написан донос, что она критикует власть и сочиняет какой-то фантастический роман, где революции не было, а Россией по-прежнему правят Романовы. За это Асю сослали на север… Такой подруги у меня больше в жизни не было, — закончила она, снова опуская глаза.
— Что ж, иди в свой переулок, только больше ничего не забывай, — неожиданно улыбнулась королева и погрозила Лиде длинным пальцем, возвращаясь к работе.
Работая, она продолжала трястись. Дрожал ее расшитый жемчугом рогатый кокошник, дрожало и дрожало, как студень, лицо. Лиде показалось, что королева меняется, а нить, выбегающая из ее темных пальцев, меняет свой цвет от белоснежного до алого, словно в ней пульсирует кровь. От пряжи теперь исходил мерцающий свет, он придал склоненному над ним женскому лицу неожиданную прелесть… Чье это лицо? Перед Лидой сидит уже не Макушка.
— Ася… — просыпаясь, Лидия Николаевна открывает глаза. — Что ты здесь делаешь?
— Смотрю, как ты болеешь, — вечно юная подруга прохладными пальцами поправляет пластырь на высохшей руке Лидии, которым прикреплен катетер.
— Пощади, — стонет старуха, мотая головой по больничной подушке.
— С какой стати… Ты всю жизнь прожила, не вспоминая меня. Гордилась своей благополучной жизнью. Думаешь, она ценнее, чем иные неблагополучные? — Ася откладывает в сторону вязанье, шарф почти закончен. — Медсестру позвать?
— Ася, — Лидия Николаевна жестом просит девушку наклониться поближе и виновато шелестит ей в лицо, задыхаясь. — Ты ведь совершенно ничего не знаешь. На самом деле я не собиралась им про тебя говорить… Но они мне сказали: «Вы ведь советский человек, комсомолка? Тогда помогите нам, а мы вам поможем»… Я же не виновата, что моральные нормы тогда такими были.