Золотые мили
Шрифт:
Она забросала его вопросами. Давно ли Фриско ослеп и живет в Долине среди безработных и нищих? Почему никто не сказал ей, что Фриско проиграл процесс против Пэдди Кевана и оказался без гроша? Сколько там безработных? Помогают ли им чем-нибудь?
— Может, мы и толковали об этом, но вы в последнее время не очень-то интересовались тем, что происходит в городе, мэм, — заметил Динни.
— Я жила точно в дурном сне, Динни, — сказала Салли. — Сегодня я, кажется, впервые проснулась с тех пор… с тех пор, как умер Дик.
Голос ее дрогнул, и на лицо снова легла тень.
— Но
— Да, Динни, верно, — сказала Салли.
Динни пришел в ужас от грязи, в которой утопали эти лачуги, в беспорядке разбросанные среди тощих деревьев, — шаткие, залатанные закутки из дерюги и ржавых расплющенных жестянок из-под керосина. Многие из них больше походили на туземные вурли — такие низкие, что внутри едва можно было выпрямиться; в них приходилось заползать через дыру сбоку, а очаг находился снаружи. Кое-кто пытался вымести и расчистить мусор у своего жалкого жилища, но вокруг большинства хижин высились кучи гниющих отбросов, распространяя зловоние.
Белая дворняжка, глодавшая кость, неистово залаяла при виде чужих, и в щель между крышей и подобием двери, лишь до половины закрывавшей вход в одну из лачуг, просунулась голова какого-то старика.
— Обождите тут, я узнаю, где Фриско, — сказал Динни.
Он подошел к старику, голова которого с коротко остриженными, совершенно белыми волосами торчала над дверью, и заговорил с ним. Салли озиралась по сторонам, пораженная тем, что человеческие существа могут жить в таких ужасных берлогах. Ведь это куда хуже курятника или козьего хлева! Никогда, даже во время золотой лихорадки, не видала она, чтобы люди жили в таких условиях. Правда, она знала, что в Долине Летучих Мышей десятки рабочих-иностранцев соорудили себе лачуги из ржавой жести, кусков парусины и гофрированного железа, но те лачуги хоть отдаленно походили на человеческие жилища, а здесь были просто какие-то норы, куда разве что зверь, спасаясь от непогоды, может залезть.
Динни отошел от старика и нырнул в груду мешковины и ржавой жести в нескольких шагах от Салли; она тоже подошла ко входу в это «жилище» и заглянула внутрь, где было темно, как в пещере.
Она увидела топчан. На нем, покрытый грязным одеялом, лежал Фриско; волосы его были взъерошены, лицо обросло лохматой бородой, Салли услышала хриплый, дрожащий голос. Фриско стонал, бредил, жалобно просил воды и невнятно ругался.
— Ну, ну, Фриско, — сказал Динни, зачерпывая банкой из-под джема воду из жестянки побольше, стоявшей подле топчана. — Крепись, брат.
Фриско потянулся за водой. Напившись, он откинулся на спину, и из его горла вырвался странный булькающий звук — должно быть, он смеялся.
— Боже мой, Динни!.. Кто бы подумал!
— Помолчи-ка! — проворчал Динни. — Я решил вытащить тебя из этой свалки, Фриско, и устроить в такое место, где бы за тобой приглядели.
Салли, пригнувшись, вошла в хижину и стала возле него.
— Подите достаньте машину, Динни, — распорядилась она. — Я побуду здесь, пока вы вернетесь.
— Салли! —
Фриско разразился скверными ругательствами. Не помня себя от ярости, беспомощно всхлипывая, он в изнеможении упал на топчан, а Динни вытащил Салли на улицу, залитую тусклым солнцем.
— Мы заберем его к себе, Динни, — сказала Салли.
— Нет, нет, что вы! — запротестовал Динни. — Я лучше попробую устроить его в больницу.
— Больница переполнена, — сказала Салли. — Ходить за больными некому, даже объявление сделали — обращаются за общественной помощью. Достаньте машину, Динни, — или, может быть, мне самой пойти?
— Но, мэм… — неуверенно возразил Динни.
Салли вернулась в лачугу, а Динни зашагал в город. Из первого же кабачка он вызвал по телефону машину и вернулся в Долину Нищеты.
Заглянув в лачугу, где лежал Фриско, Динни увидел, что Салли сидит на ящике возле больного. Она положила ему на лоб мокрый платок, и Фриско уснул. Салли махнула Динни рукой, чтобы он не входил, и через минуту сама вышла к нему.
— Я дала Фриско аспирину, — сказала она. — Когда придет машина, вы завернете его в одеяло, Динни, и устроите на заднем сиденье, шофер вам поможет. Дома мы его вымоем и переоденем во все чистое.
Господи, мысленно простонал Динни, что я наделал!
Спору нет, Салли совершенно преобразилась — давным-давно не видел он ее такой оживленной, напористой и энергичной. До Динни, конечно, доходили слухи, что у миссис Салли был когда-то роман с Фриско, но он не верил этому. А если даже и было что-нибудь, так давно уже умерло и похоронено. Однако разве миссис Салли могла бы с таким участием смотреть на это жалкое, полуживое существо и взялась бы самолично его выхаживать, если бы между ними ничего не было?
Динни бы очень расстроен, он беспокоился за Салли и злился на себя за то, что втравил ее в эту историю со спасением Фриско, а теперь, когда она так горячо взялась за дело, был уже бессилен ее удержать. Что скажет Том? Динни знал: Тому не понравится, что его мать будет ухаживать за полковником де Морфэ. Но что может сделать Том или кто бы то ни было, раз Салли так решила?
Фриско устроили в спальне Тома, и Салли усердно выхаживала его до тех пор, пока он не оправился настолько, что смог подняться на ноги.
Выбритый, в чистой рубашке и отутюженном костюме, который Салли извлекла для него из своих сундуков, Фриско вновь обрел что-то от прежней веселости и непринужденности, хотя ему и приходилось передвигаться осторожно, ощупью, прислушиваясь к голосу Салли или опираясь на ее руку. Черная повязка на глазах напоминала о том, что полковник де Морфэ никогда уже больше не будет прежним красавцем-повесой, но Динни боялся, что в этом человеке еще осталась какая-то чертовщина, которая делала его опасным для женщин.