Золотые мили
Шрифт:
Поднимаясь по склону холма, она невольно вспомнила тот день, когда они с Моррисом обвенчались во Фримантле. Как это было романтично: убежали из дому, в последнюю минуту сели на пароходик, совершавший рейсы вдоль побережья от Банбери, потом обвенчались по особому разрешению в старой церкви, неподалеку от того места, где теперь вокзал. Кто бы мог подумать, что ее молодой, красивый и веселый муж будет сидеть в этой ненавистной тюрьме?
Как они были счастливы, как весело и беззаботно жили в Перте и Фримантле: ходили на званые обеды и вечера в городское собрание, и все приветливо встречали их. А потом Моррис купил ферму Буингарра.
Если бы только все это не кончилось таким страшным крахом! Если бы Моррис не потерял столько денег и не вложил все, что осталось, в рудники Южного Креста! После этого родные порвали с ним, отказались ему помогать. Из Южного Креста Моррис с первой же партией пешком пустился в Кулгарди. Превратившись в пионера-старателя, он вкусил тяжелый труд и лишения. И думать забыл, что когда-то был английским дворянином. Но не в дворянстве счастье. Все эти тяжелые испытания сделали его только лучше.
Салли гордилась тем, что Моррис так сработался с самыми разными людьми и в Кулгарди и в Хэннане. Ему было отнюдь не просто завоевать их уважение и доверие. Бедный Моррис, невезучий он был старатель! Время от времени, впрочем, счастье улыбалось ему, и тогда он снова «вкладывал все деньги в землю» в расчете, что на этот раз оправдаются его надежды.
Но золотая лихорадка на Блэк-Рэйндже вконец подкосила его. Здоровье его пошатнулось, и он навсегда потерял надежду напасть на богатую жилу. Он в ту пору начал работать под землей, и это едва не прикончило его. Но из всего, что он делал, самое для него трудное было стать гробовщиком — на это потребовалось большое мужество.
Если есть на свете человек, искупивший безумства своей юности, так это Моррис! Быть может, ее молодой муж совершал преступление, безрассудно соря деньгами и не задумываясь над тем, откуда они у него и как достаются. Он никогда не смотрел на деньги как на нечто такое, что надо заработать, не думал, что для этого надо кому-то прислуживать или же выполнять физическую работу. Наоборот, он считал в порядке вещей, что какие-то люди рождены, чтобы обслуживать его, заботиться о его удобствах. А теперь, когда он наконец понял, что такая жизнь нелепа и позорна, его отправили в тюрьму!
Салли не считала, что Моррис совершил что-то преступное. Он просто сглупил — пошел на риск, на который шли сотни людей на приисках; такой уж у них установился обычай — помогать товарищу, если тот попал в беду. Морриса «подловили». Это знали все в Калгурли, и тем не менее его приговорили к шести месяцам принудительных работ, а вместе с ним и Тома.
Не будь Том замешан в этом деле, думала Салли, Моррис принял бы приговор с философским спокойствием человека, поступившего согласно законам приисков. А сейчас, судя по словам Лала, он совсем приуныл и считает себя опозоренным.
Салли надеялась, что сумеет заставить Морриса взять себя в руки, сумеет пробудить в нем бодрость и вывести его из этого тяжелого состояния. Надо внушить ему, что если он сам не поддастся унынию, все это пройдет бесследно.
Волнуясь, с каким-то неприятным чувством постучала Салли тяжелым молотком в дверь караульного помещения, и выглянувший из зарешеченного окна полицейский спросил, что ей нужно.
Караульная была тесная и душная, окна все на запоре. Так вот он, запах тюрьмы, о котором всякому приходилось слышать! — подумала Салли, когда затхлый воздух ударил ей в нос.
К ее удивлению, говорили с ней довольно вежливо. Она объяснила, что пришла навестить мужа и сына. Два полицейских немного поспорили — не использовано ли уже заключенными полагающееся на этот месяц свидание, но в конце концов решили, что посещение Лала шло в счет прошлого месяца.
Загремели тяжелые ключи, повернулась на петлях массивная, обитая железом дверь, ведущая во внутренний двор тюрьмы с мощенным булыжником проездом, с полоской зеленого газона перед квартирами тюремного начальства и длинными рядами бараков. В деревянной будке на высокой стене стоял часовой; старик арестант в грязной тюремной одежде, желто-бурой, с клеймом в виде черных стрел, чистил газон, выпалывая сорную траву.
Уж, конечно, Моррис и Том придут на свидание в своей собственной одежде! Салли передернуло, когда тюремщик провел ее в тесное помещение с грязно-желтыми стенами. Тут не было даже стула. Конец комнаты отгораживал ряд железных прутьев, за ними был проход, а потом еще ряд прутьев, делавших эту часть комнаты похожей на клетку. Внезапно, тяжело волоча ноги, появился Моррис. Салли не сразу узнала его. Лишь после того как второй тюремщик выкрикнул номер и сгорбленная и дрожащая фигура, в такой же арестантской одежде, как и у старика во дворе, остановилась в клетке перед нею, она поняла, кто это.
— Моррис! — вскрикнула Салли, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется при виде этого мертвенно бледного лица с ввалившимися глазами и седой щетиной на подбородке.
Моррис, казалось, вовсе не был рад ее приходу.
— Не надо было приходить, — с раздражением сказал он. — Я ведь писал тебе.
— Милый, — воскликнула Салли, хватаясь за решетку, чтобы не упасть. — Ведь ты для меня остался прежним! Ты же знаешь, я уже давно хотела навестить тебя, но тут свадьба Дика, отъезд Лала… Пришлось отложить.
И она стала оживленно болтать, стараясь справиться с волнением и помочь Моррису преодолеть чувство унижения.
Как ужасно говорить с ним сквозь эту решетку, зная, что тюремщик, который торчит там, в конце прохода, слышит каждое твое слово! Впрочем, он не такой уж плохой малый, даже отвернулся раза два. Салли хотелось бы поцеловать Морриса, но их разделял проход и два ряда железных решеток.
По правде говоря, эти несколько минут, отведенные для беседы с Моррисом, тянулись очень медленно. Это были самые томительные минуты в ее жизни и — она чувствовала — тяжелые минуты для него. Она сообщила ему все новости о Дике и Лале и о том, что Дэн поехал в Ворринап помогать теткам. И, кажется, больше уже не о чем было говорить.
— Не унывай, Моррис, — умоляла она. — Скоро ты опять будешь дома. Все это такая ерунда! Лал ждет, что ты будешь сообщать ему все новости насчет футбола и бокса. Он мне так и сказал вечером накануне отъезда: «Передай папе, что я только на него и надеюсь, уж он-то мне напишет, как дела команды».
— Так и сказал? Лал в самом деле так сказал? — переспросил Моррис.
— Ну да, — без запинки солгала Салли. — Лал будет очень ждать писем из дому. Ты же знаешь, как они ему дороги.
— Да, — вяло повторил Моррис. — Он, конечно, будет ждать писем.