Золотые мили
Шрифт:
— А сколько у вас сыновей? — спросила Тереза.
— Это вас не касается. — Шляпа с клумбой поспешно отвернулась и совсем загородила Терезе вид на улицу.
В толпе захохотали, и кто-то заметил:
— Держу пари — старая дева!
— У меня четыре сына, и все в армии, — сказала бедно одетая женщина с кротким, покорным лицом и огрубевшими от работы руками. — Не могу сказать, что это я отдала их в армию. Они сами захотели пойти на войну, и я рада, что они так поступили, раз считают, что в этом их долг. И все-таки тяжело это.
— Правильно! — одна за другой согласились с ней женщины. — Нам всем тяжело.
— А это в самом деле их долг — идти на войну? — спросила молодая женщина с ребенком на руках. — Вот мы сейчас посылаем цвет наших мужчин за океан, а здесь кто останется?
Все заговорили разом. Молодая женщина с ребенком сердито защищалась, несколько мужчин поддержало ее.
Кто-то крикнул:
— Замолчите!
— Она просто сумасшедшая!
— Возмутительно! — рявкнул старый полковник. — Ах ты, красная оборванка! Эти иностранные агитаторы мутят народ, действуя на руку врагу, а мы им попустительствуем и подвергаем себя дьявольской опасности. Да таких сажать надо… перестрелять их всех!
Толпа подалась вперед, предвкушая скандал. Но несколько окриков, раздавшихся весьма к месту, сразу восстановили добродушное настроение:
— Осади назад!
— Куда лезешь!
— Прекратить это безобразие!
Люди, которым надоело ждать, рады были случаю подразнить полковника, а заодно и юную мать с ее сторонниками.
Но тут мальчишки, выстроившиеся вдоль мостовой, пронзительно закричали:
— Едут! Едут!
Издали послышался гром военного оркестра вместе с приветственными кликами толпы, заполнявшей улицы по пути следования частей. Взрывы приветствий то нарастали, то затихали, напоминая жалобный вздох, словно люди не были уверены, что эти колонны солдат в боевом снаряжении должны вызывать восторг.
Но до чего же хороши эти всадники в своих сдвинутых набекрень шляпах, украшенных развевающимися перьями эму, верхом на крепких, хорошо вычищенных конях! Разумеется, все гордились ими, восхищались их здоровьем и красотой! Молодцы как на подбор: юные, загорелые, сильные! И тем не менее у многих крик «ура» застревал в горле. Как могут родные и близкие радоваться, когда такие ребята идут на смерть?
Части проходили по улицам, соблюдая всю строгость военной дисциплины; неподвижно, словно деревянные идолы, сидели на своих конях кавалеристы, не обращая внимания на царящий вокруг шум и гам. Глядя прямо перед собой, они ехали мерным шагом, такие юные и мужественные, и весь вид их говорил о том, что они настоящие солдаты. Но то один, то другой улыбкой или жестом выдавал свою радость при виде знакомого лица в толпе.
Страшно подумать, что ждет этих парней с далеких окраин, со скотоводческих станций и ферм, из затерянных среди пшеничных полей тихих провинциальных городков, думала Салли. Ведь все это отцы, братья, сыновья таких же, как и она, женщин.
Войска проходили по украшенным флагами улицам, забитым восторженной толпой, — ряд за рядом, всадники на конях, мерно выступающих под бравурную музыку оркестра, — солдаты, которых чтят и прославляют все патриоты. А многие ли из них вернутся после войны домой? — подумала Салли. Многим ли доведется услышать крики праздничных, ликующих толп, которые заполнят улицы в день победы и наступления мира?
Только дети, девушки да кое-кто из стариков бездумно отдавались этому закружившему их в своем вихре опьянению войны. Для детей парад был своего рода спектаклем. Они глазели на коней и на пушки, с увлечением размахивая маленькими флажками, и то и дело окликали отца, или брата, или кого-нибудь из знакомых, замеченных в рядах всадников.
Девушки в белых или ярких цветастых платьях, сбившись стайками, посылали воздушные поцелуи и бросали цветы, весело окликая проезжавших воинов — таких мужественных и красивых, что чуть ли не в каждого можно было влюбиться и сделать его принцем своих грез.
Ну разве можно порицать девушек, даже если и верно то, что говорят, будто они вешаются на шею первому встречному — лишь бы на нем была форма? Война пробуждает чувственное влечение. К тому же Мужчины идут на смерть; естественно, им хочется взять от жизни все, что можно. И мужчины и девушки, послушные изначальным законам природы, как бы бросают вызов силам разрушения и уничтожения, думала Салли.
— Лал! — Взволнованный возглас Дэна заставил вздрогнуть Салли, вглядывавшуюся в тесно сомкнутые ряды. Столько всадников и коней — и все такие похожие; ну как тут найти даже собственного сына? А уж Моппингара один только Дэн мог узнать среди этих тысяч лошадей. Тут было столько коней темно-гнедой масти с белыми мордами. И столько солдат в форме хаки, с начищенным до блеска поясом, в фетровой шляпе с пучком перьев эму, в крагах и с винтовкой через плечо — и все такие же загорелые и стройные, как Лал. Салли казалось, что все эти австралийские мужчины и юноши — ее сыновья, и каждый из них был ее Лалом.
Но следуя за взглядом Дэна, Салли увидела мерно покачивающийся круп лошади, а, приподнявшись на цыпочки и изо всех сил вытянув шею, заметила и загорелое, повернутое к ним вполоборота лицо Лала: из-под полей шляпы блеснули улыбкой его смеющиеся глаза. Мгновение — и Салли уже видела только широкие плечи Лала да его затылок.
— Видела, мама? — торжествовал Дэн. — Моп узнал мой голос, и Лал еле сдержал его.
Салли кивнула. Все поплыло у нее перед глазами, в ушах стоял гул, бравурная музыка долетала до нее лишь нестройными каскадами звуков. На секунду она вся как-то обмякла, и тьма плотным кольцом обступила ее. Но толпа вокруг теснилась и волновалась, и скоро Салли тоже передалась частица общего возбуждения. Только что Лал был здесь — и вот его нет; он проехал вместе с сотнями других одетых в хаки людей, словно застывших на своих вышколенных конях.
— Перти! Перти! — пронзительно закричала Тереза.
Салли отчетливо различила худощавое, резко очерченное лицо воина из рода Моллой, ныне солдата легкой кавалерии, такого же сильного, ловкого и складного, как и все остальные.
— Отличная воинская часть — лучше нельзя! — пробасил старый полковник. — Побольше бы таких молодцов — тогда бы и потомство у нас было отличное.
— А много ли из них вернется назад, чтобы дать нам это потомство? — с горечью спросила Салли.
— Мы дорого платим за нашу империю!
— Мы платим? — вспыхнула Салли. — Это кто же платит? Да никакая плата не сравнится с той, какую придется заплатить этим мальчикам. Империя не стоит этого.
— Что такое?! Да черт вас побери…
Но тут толпа, хлынув за уходящими войсками, увлекла с собой и Салли. Вслед ей неслось возмущенное брюзжанье полковника:
— Уж эти мне красные оборванцы! Вот где опасность! Что? Перестрелять их всех!
Глава XXVI
После парада Лал примчался повидаться с родными; с его появлением в пансионе сразу стало шумно. Он вошел в дом веселый и смеющийся, слегка размахивая на ходу руками и звеня шпорами на начищенных до блеска высоких сапогах. Задев за подставку в холле, он свалил горшок с цветами и тут же бросился обнимать Салли, извиняясь за свою неловкость: после улицы здесь так темно, что он и не заметил этой проклятой штуки. Потом он сгреб Дэна и принялся тискать его и трясти, спрашивая, какого черта ему понадобилось будоражить Моппинга, так что тот вдруг стал рваться в сторону и опозорил весь полк.