Золотые мили
Шрифт:
Салли старалась отвлечься от этих горьких размышлений, мешавших ей принимать участие в общем веселье.
— Вы устали, дорогая, — шепнула ей Мари, подойдя к ней, когда танцы были в самом разгаре, и садясь рядом. — Я вас понимаю. Но нельзя портить Дику праздник.
— Я стараюсь ни о чем не думать, — сказала Салли. — Вот только если бы Моррис с Томом были здесь… и Лал…
— Их бы порадовало, что вы довольны за Дика, — ответила Мари.
— О, я очень довольна, — воскликнула Салли. — Дик давно любит Эми, и надо надеяться, что они будут счастливы вместе. В жизни сейчас столько горя и тревог — пусть у них хоть останется воспоминание о сегодняшнем счастливом дне. Но мне так тяжело быть любезной и разговаривать с людьми вроде Боба Доусета и миссис Арчибальд Мэллисон. Ведь они с Пэдди Кеваном — одна шайка, все это знают.
Мари весело рассмеялась.
— Мы с Динни наблюдали, как они разговаривали с вами, — ужас как было смешно. Им было очень не по себе, дорогая!
По комнате проплыла Лора и уселась с ними рядом; Мари тотчас отошла, понимая, что Лоре хочется побыть вдвоем с Салли.
Лора сильно растолстела и теперь туго затягивалась в корсет. Она все еще была хороша в своем вечернем платье из голубой парчи, хотя одутловатое лицо ее было печально, а глаза поблекли.
— Не браните меня за то, что я пригласила весь этот сброд, Салли, — несколько раздраженно сказала она. — Тим и Эми считали, что Дику не помешает, если на его свадьбе будут влиятельные люди. Они могут ему пригодиться.
— Надеюсь, он никогда не будет зависеть от их милости, — сказала Салли.
Лора задумалась, уносясь мыслями в прошлое.
— Не очень-то они помогли Олфу, правда?
В эту минуту к ним подошел полковник де Морфэ. Он опоздал к обеду, объяснил он, так как только сейчас сумел вырваться из лагерей — приехал по делу в город и решил все-таки забежать к ним пожелать молодоженам счастья и удачи.
— Убеждена, что они будут в восторге, — холодно сказала Лора и поднялась, бросив через плечо взгляд на Салли. — Извините, дорогая, мне нужно послать Эми переодеться.
— Лора никак не может простить мне, что я подложил Олфу свинью на Мидасе, — бесцеремонно заметил Фриско.
— Так же, как и я, — сказала Салли.
— В любви и в игре все средства хороши, — рассмеялся Фриско. — Либо драться, не зная жалости и пощады, либо идти на дно. Неужели вы этого до сих пор не поняли? И так и не поймете?
— Лучше пойти на дно, чем преуспевать такой ценой, — ответила Салли.
— Играть до последнего… — насмешливо сказал Фриско. — Но где же ваше чувство юмора, миссис Гауг? Вы должны были бы заметить, что в большом бизнесе игра по правилам не всегда приносит преуспеяние. Возьмите хоть меня. Я как раз так и играл — и продулся в пух. Вот хочу отыграться на этой войне. Естественно как — стану героем, защитником короля и отечества!
— Уж вы, конечно, не упустите момент, — сказала Салли.
— Я негодяй, вы были правы, Салли. Помните, вы сказали мне однажды: «Вы негодяй и всегда будете негодяем, Фриско!»
Небрежная фамильярность его обращения взбесила Салли.
— Я не желаю разговаривать с вами, полковник де Морфэ, — сказала она.
— Но зато я желаю с вами разговаривать, моя дорогая! — Фриско получил злобное удовольствие, увидев, как загорелись ее глаза и вспыхнуло лицо. — Если хотите знать, сегодня я приехал сюда только ради вас, Салли.
Салли не могла простить Фриско, что он не захотел помочь Моррису и Тому на суде, и все-таки сердце ее сжалось, когда он сказал, что отправляется на войну — навстречу опасности.
— Строго между нами, — сказал Фриско, — австралийские экспедиционные войска получили приказ об отправке.
— Значит, и Лал уедет? — воскликнула Салли.
— Я думаю, что да. — Ее отчаяние подействовало на Фриско отрезвляюще. — Вы настоящая наседка, Салли. И все же для меня — самая обаятельная женщина на свете.
— Это я-то наседка?
— А моя распрекрасная супруга не желает иметь детей!
— Но ведь у вас есть сын, которого вы так и не признали, — напомнила ему Салли.
— О господи, да, — уныло согласился Фриско.
И, словно его грустные размышления вызвали к жизни тени прошлого, сквозь музыку и смех, болтовню, шарканье и топот танцующих, они вдруг услышали, как кто-то затянул: «О Маритана, дикий цветок…»
«Должно быть, какой-нибудь старый пьяница распевает в баре», — подумала Салли. По-видимому, зашел разговор о Маритане, и кто-то вспомнил песню, которую Фриско напевал, когда Маритана была еще совсем молоденькой — пугливой и грациозной, как горный волаби.
Фриско отвел глаза. Тонкое лицо его исказилось от нахлынувших воспоминаний.
— Но вы ведь не думаете, что я приложил руку к этому омерзительному делу, правда, Салли? — внезапно спросил он.
— Непосредственно — нет.
— Салли, клянусь… — начал Фриско, пытаясь удержать ее, так как она поднялась с места. — Я не знал, что Маритане грозит опасность. Ведь Фред любил ее. И она была по-своему счастлива с ним. Кто бы мог подумать, что она вдруг взовьется и станет угрожать разоблачениями?
— Нет, — с расстановкой сказала Салли, — и я бы никогда не поверила, что у туземной женщины найдется мужество, которого не оказалось у белых мужчин, к тому же куда более осведомленных, чем она. А теперь эти мужчины расправились с ней, и вы, полковник де Морфэ, виноваты в этом не меньше, чем кто-либо другой: вы ведь знали, что ее будут запугивать, чтобы заткнуть ей рот и спасти от наказания преступников, затеявших это дело против Тома и Морриса.
И она отошла от него, а он, обхватив голову руками, снова и снова еле слышно повторял:
— Не говорите так, Салли! Бога ради не говорите так!
Салли направилась к Терезе и Динни, сидевшим в другом конце зала.
Воротник Динни уже обмяк, галстук съехал набок. А Тереза, казалось, вот-вот лопнет, если еще хоть немного посидит так, затянутая в свое ярко-красное великолепие.
— Я танцевала с Диком, нашим дорогим мальчиком, — поспешила она порадовать Салли. — Он говорит, что я танцую легко, как перышко. Но Динни почему-то делает вид, что уже устарел для танцев.
— Этот бал действует мне на печенки, — признался Динни. — У меня из головы нейдут Морри и Олф…