Золотые поля
Шрифт:
— Джентри [8] рассматривают Индию как продолжение их собственного дома, то есть Британии, — с нарочито-аристократичными интонациями произнесла она.
Все засмеялись.
— Ну, мои дорогие, думаю, мне пора прилечь перед обедом. — Тетя Агата собралась уходить. — Вы пообедаете с нами, Джек?
— Благодарю вас. Могу я привести Генри?
— Разумеется, — сказала тетя Агата, уходя. — Увидимся позже. Евгения, не сгори.
Та повернулась к Джеку и спросила:
8
Джентри —
— Разве обязательно, чтобы этот вечно подергивающийся тип обедал с нами? Он действует на меня раздражающе.
— Генри вздрагивает, потому что восхищается вашей красотой.
— Правда? — воскликнула она, моментально устыдившись. — Но ведь он даже не смотрит в мою сторону.
— Это потому, что он вами восхищается.
— А вот вы, между прочим, смотрите всегда прямо в глаза!
— Потому что мы с вами друзья.
— Мы могли бы быть большим…
Он утомленно посмотрел на нее и сказал:
— Поверьте мне, не прошло бы и нескольких месяцев, даже недель, как вы уже плакали бы из-за меня.
— Но почему?
— Евгения, пожалуй, будет лучше не…
— Не говорите! Простите меня. Я не буду больше вас дразнить. Начну болтать с мистером Берри, мы с вами станем танцевать каждый вечер, а в Бомбее я вас отпущу. Обещаю. Не покидайте нас и не переставайте быть моим другом.
— Хорошо, благодарю вас, но я соглашаюсь только потому, что мне было бы жаль расстаться с тетей Агатой.
— Я, кажется, ненавижу вас, Джек Брайант.
— Рано или поздно все приходят к этому заключению.
Он сказал это ради шутки, но задумался, не слишком ли много в ней правды.
На плавание по каналу ушел целый день, большую часть которого Джек провел на палубе, в топи, щурясь в ярком солнечном свете и наблюдая за детьми, которые носились по берегу канала и кричали что-то пассажирам. Некоторые путешественники бросали им мелкие монеты. В городе Исмаилия, примерно на середине пути, судно окружила целая флотилия лодок, которая преследовала корабль. Здесь продавалось все — от башмаков до обезьянок.
Город Суэц оказался для Джека чем-то вроде нижней точки кривой. Сам не зная почему, он думал, что это место должно быть особенным, а увидел скучный городишко, лишенный каких-либо развлечений. Сходить на берег было почти незачем, разве что ради прогулки верхом на осле.
За пару дней плавания в Красном море Джек по-настоящему ощутил, что оказался в месте с совсем иным климатом. Отдаленные берега выглядели иссушенными, покрытыми коричневой пылью. В течение дня становилось невыносимо жарко, даже морской бриз оказался таким теплым, что его трудно было выносить. Джек задавался вопросом, не могут ли люди от жары сойти с ума.
На первый взгляд это казалось невозможным, однако после Адена температура решительно пошла вверх. День за днем стояла беспощадная жара, вынуждающая пассажиров спать на палубе. Даже при паре вентиляторов, работающих на потолке двухместной каюты, Джек и Генри изнемогали от зноя. Берри уверял, что температура в их каюте достигала 38 градусов.
— Отныне, старина, мы будем по ночам спать на палубе, — сообщил Генри неделю спустя.
Матросы, растянув парусину, устроили своего рода разделитель, чтобы дать леди возможность уединиться.
Все было странным, незнакомым. Море вокруг тоже изменилось, даже ночное небо выглядело иначе, а по мере приближения к Индийскому континенту ветер все чаще доносил волны острых ароматов, служивших дополнительным подтверждением того, что Джек и так уже почувствовал: прежняя жизнь осталась позади.
Наконец настал день прибытия в Бомбей. Среди пассажиров царило радостное возбуждение, но Джек не спешил сходить на берег. Все эти четыре недели «Налдера» была добра с ним, и он почувствовал в ней друга. Честно говоря, уже во время экскурсий, в Мальте или Порт-Саиде, после дня, проведенного на берегу, Брайант чувствовал себя как дома каждый раз, когда приходила пора подниматься по трапу, возвращаясь на корабль.
Джек уже попрощался с тетей Агатой и двумя ее подопечными девицами. Он не хотел сцен со слезами, а что-то подсказывало ему, что Евгения легко не сдастся. Джек и в самом деле не испытывал к ней романтических чувств. Брайант не признавался себе в этом, но он никогда и ни к кому не ощущал ничего похожего на то, что наполняло его родителей. Джек считал, что это была настоящая любовь, и хотел ее почувствовать.
Ему показалось, что Генри и Евгения могут прийти к этому, если не упустят возможность, и потому Брайант шепнул девушке:
— Не позволяйте Генри уйти. Он поклоняется вам, а такое отношение не купишь.
Теперь Джек с нетерпением ждал, когда корабль войдет в естественную гавань Бомбея с тремя закрытыми доками, пристроенными, со слов Генри, британцами. С верхней палубы бомбейский причал представлялся мешаниной цветов и звуков. Люди, работающие в доках, обменивались гортанными криками. Волы, запряженные в повозки, набитые чемоданами и всем прочим, ревели, таща свой нелегкий груз. Темнокожие люди носились взад и вперед. Их бешеная активность будто бы не имела ни начала, ни конца. Мужчины со светлой кожей отдавали приказания. Началась погрузка и разгрузка «Налдеры».
Разумеется, это было не единственное судно в порту. Джек увидел еще несколько кораблей, выстроившихся в доках и требующих внимания целой армии тружеников. Те суетились, как муравьи, занимаясь своим делом.
Джек почувствовал запах готовящейся еды, но не мог угадать, что это. Во время путешествия он познакомился с приправами ярких цветов и со странными названиями, от куркумы до тамаринда. Последний он даже решился попробовать, слегка поморщившись при виде черной пасты, похожей на деготь или кашу из фиников. Взяв чуточку, Джек принялся жевать эту массу, но был вынужден остановиться, такой вкусовой взрыв произошел у него во рту. Он с удивлением узнал, что тамаринд является компонентом вустерского соуса, которым британцы приправляют блюда, например уэлльские гренки с сыром, или даже добавляют в напитки вроде «Кровавой Мэри». Редко на каком столике «Налдеры» недоставало бутылочки «Ли энд Перринз» [9] .
9
«Ли энд Перринз» — фирма по производству различных соусов, в том числе вустерского. (Прим. перев.)