Золотые слезы
Шрифт:
Нина Викторовна была кабинете и что-то писала.
– Можно? – спросила Зверева.
– Входите, девочки, – доброжелательно и чуть удивленно произнесла Шаповалова.
Увидев, что в ее кабинет Вошли четыре лицеистки, и среди них Света Красовская, Нина Викторовна еще больше удивилась.
– Да тут целая делегация! – воскликнула она. – Садитесь, девочки.
Все, кроме Светы, расселись на стулья, стоявшие вдоль длинного стола, во главе которого сидела Шаповалова.
– Света, а вы что не садитесь?
Как всегда, Нина Викторовна обращалась к Свете на «вы» В присутствии остальных учениц. Света присела на край самого дальнего стула. Шаповалова начала тревожиться: на Красовской лица не было.
– В чем дело? – спросила Нина Викторовна, поочередно поглядев на всех лицеи сток.
– У нас возникла проблема, и мы хотим решить ее немедленно, – сказала Люда Зверева, твердо посмотрев на директрису.
– Слушаю вас. – Нина Викторовна слегка подалась вперед.
– Понимаете, – заговорила до сих пор молчавшая Карина, – все знают, у нас в школе очень чисто. Мы настолько привыкли к чистоте, что не можем терпеть, когда среди нас появляется неопрятный человек.
– Говорите яснее, – попросила ничего не понимающая Нина Викторовна.
Света чувствовала на себе вопрошающий взгляд Шаповаловой, но не смела поднять глаз на директрису.
– Не хочу никого обидеть, – заговорила Ира Говердовская, – но среди нас появился человек, который не способен отвечать нашим представлениям о чистоте и опрятности.
– И кто же этот человек? – поинтересовалась посуровевшая Нина Викторовна.
– Светлана Красовская, – в один голос ответили все три девочки.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Шаповалова, внимательно оглядев Свету, – Что-то не замечала, что Красовская у нас грязнуля.
– А вы спросите у педагогов, они подтвердят, что вокруг стола Светланы Красовской постоянно валяется мусор.
– Красовская, – обратилась к застывшей Свете Шаповалова, – неужели это правда?
У Светы хватило сил лишь на то, чтобы отрицательно покачать Головой.
– Понимаете, Нина Викторовна, – сказала Говердовская, – мы привыкли ставить сумки на пол, иногда мы что-то роняем, и все такое. А теперь нам постоянно приходится думать, что вокруг нас уже не так чисто. Мы понимаем, не все лицеистки имеют возможность приезжать в нашу школу, – Ира сделала ударение на слове «нашу», – на машинах и им приходятся ходить пешком по грязным улицам. Если бы у нас был такой же порядок, как в других, обычных школах, то есть, если бы мы носили в школу сменную обувь, то все было бы проще. Но так как у нас заведено по-другому, то мы хотим попросить вас как-нибудь решить эту проблему.
Нина Викторовна покраснела.
– К вашему сведению, Ирина, – обратилась она к Говердовской, – далеко не все из тех, кто работает в этой школе, приезжают сюда на автомобилях. К вашему сведению. Мне, как и Свете Красовской, приходится добираться общественным транспортом.
Зря Шаповалова надеялась таким образом пристыдить не в меру зарвавшихся лицеисток.
Карина, Люда и Ира переглянулись между собой с такими скорбными лицами, словно то, что они услышали, было для них неизбежным злом.
– Но вы все же не так часто поднимаетесь к нам на этаж, – ответила Говердовская без тени смущения, – а с Красовской нам приходится контактировать постоянно…
Этого Шаповалова уже не могла вынести.
– Знаете что, девушки, – отчеканивая каждое слово, проговорила Нина Викторовна, нравится вам это или нет, но то, что вы называете проблемой, не стоит и выеденного яйца. Давайте называть вещи своими именами. Вы просто не хотите, чтобы Красовская училась в этой школе. Вы, вероятно, считаете, что она недостаточно высоко стоит на социальной лестнице, чтобы учиться среди вас. Не так ли?
– Мы понимаем, что такая постановка вопроса не совсем этична, – сказала Карина, -: поэтому мы терпели присутствие Красовской. Но сегодня мы поняли – с этим нужно что-то делать.
Нина Викторовна была вне себя от негодования. Люда Зверева решила не обострять ситуацию.
– Мы не имеем ничего против Красовской, – с милой улыбкой произнесла она, – но нам не нравится, что с ее появлением нам стало не так комфортно; как раньше.
– Ну давайте откроем стерилизационную камеру, – горячась, сказала Нина Викторовна, – и будем заставлять всех, кто добирается в школу на общественном транспорте, перед тем как переступить порог, подвергаться химической обработке!
– Но это же несправедливо! – воскликнула Карина Тер– Петросян с видом оскорбленной невинности. – Почему шестнадцать человек должны страдать из-за одного?
– Ах, значит, вы страдаете! – вспылила Шаповалова. – Если так, мне придется немедленно созвать педагогический совет и поставить этот архиважный вопрос на обсуждение. Забудем об учебе, о предстоящих экзаменах и все силы бросим на сохранение стерильной чистоты в вашем классе.
– Мы только хотели, чтобы Красовская приносила с собой сменную обувь, – пискнула Говердовская, уже не настолько уверенная в себе, как в начале разговора.
– А заодно с Красовской и я, и Вера Сергеевна, и Валентина Михайловна, и все остальные преподаватели, которых не доставляют в школу на автомобилях! – Шаповалова повысила голос.
Все молчали.
– Мне стыдно за вас, – уже тише сказала Нина Викторовна. – Вы взрослые девушки, а ведете себя как маленькие дети, которые не подпускают к своей песочнице детей из других дворов. Это низко, – уже совсем тихо закончила Шаповалова.
В кабинете были слышны только всхлипывания Светы, которая не могла больше терпеть этого унижения.
– Извините нас, Нина Викторовна, – заговорила Говердовская, поднимаясь со стула, – мы, наверное, были не правы.
– Вам следовало бы извиниться и перед Светой, – сказала Шаповалова.
– Мы согласны взять назад свои претензии к ней, – высокомерно заявила Ира Говердовская, – но не больше.
– Это все, что вы можете сказать? – спросила Нина Викторовна.
– Да, – в один голос ответила вся троица.
– В таком случае я вас больше не задерживаю.
Сухо простившись с тремя лицеистками и дождавшись, когда за ними закроется дверь, Нина Викторовна поднялась и подошла к Свете, которая уже откровенно рыдала.