Золотые слезы
Шрифт:
– Зато о тебе, – прошипела Карина, – много чего сказать можно, но нам даже говорить о тебе противно.
И, не дожидаясь ответа, Тер-Петросян выскочила из класса. Зверева и Говердовская последовали ее примеру, сопровождаемые презрительным смехом Снежаны.
– Пойдем пройдемся, – предложила Ровенская, отсмеявшись. – Здесь слишком тяжелая атмосфера, миазмы так и летают. – Она обвела глазами по-прежнему молчавших лицеисток.
Не заставив просить себя дважды, Света вскочила со своего места и вышла следом за Снежаной
– Терпеть не могу этого кривляния, – заговорила Снежана, усаживаясь в плетеное кресло.
– Тут все такие, – ответила Света и воскликнула: – Ты так и не отдала Говердовской ее очки!
– Действительно, – удивленно проговорила Снежана, увидев в своей руке чужие очки. Надо же, какая дрянь! – усмехнулась она.
Света не поняла, об очках ли говорит Снежана или об их владелице, но уточнять не осмелилась.
– Сейчас мы их пристроим, – пробормотала Ровенская, оглядываясь по сторонам.
Никого из оскорбленной троицы видно не было. Но, как поняла Света, Снежана искала вовсе не их. Она подошла к одной из скульптур, стоявших среди кадок с цветами. Судя по надписи, это была копия роденовского «Мыслителя» и изображала обнаженного человека с чрезвычайно развитой мускулатурой, который сидел на камне, опершись подбородком на правую руку и глядя прямо перед собой с очень глубокомысленным видом.
– Вот, так он выглядит еще умнее, – заявила Снежана, водрузив на нос «Мыслителю» очки Ирины.
Света не могла удержаться от смеха.
– Ну что? – победоносно усмехнулась Ровенская. – Будто в них и родился, точно?
– Точно! – подтвердила Света.
Тем временем перемена подошла к концу, о чем и возвестил звонок.
– Фу, черт! – поморщилась Снежана. Опять туда возвращаться.
К классу спешили Говердовская, Зверева и Тер– Петросян.
– Я ваши очки, – обратилась Снежана к Ире, – одолжила одному мыслителю. Он обещал вернуть их, как только додумает свою мысль.
Говердовская недоуменно хлопала глазами. Карина и Люда Зверева молчали, но не оставляли Иру, стоя рядом с ней.
– Правда, он уже с 1888 года мыслит, – добавила вдруг Света, – так что неизвестно, сколько еще это может продлиться.
Снежана усмехнулась Светиной шутке и вошла в класс. Света – за ней. Начиналась химия. Света летела к своему месту, словно на крыльях. Ей хотелось петь от счастья. Наконец-то она не одна. Наконец-то у нее появилась подруга, да еще такая, о которой она и мечтать не могла.
6
– Она приехала из Лондона всего два дня назад, – взахлеб рассказывала Света за ужином, – ее папа какой-то крупный магнат, у него чего только нет.
– «Владелец заводов, газет, пароходов»! – невесело усмехнулся папа.
– Да наверняка он владеет и заводами и пароходами! – заявила Света, удивляясь, почему ее папа так скептично к этому относится.
Она на голову выше их всех! – продолжала
– А тебя на сколько голов выше? – хмуро спросил папа.
Света подметила гневный блеск в его глазах и не стала развивать эту тему дальше.
– Я рада, что у тебя появилась подруга, сказала Тамара Георгиевна, – но это не должно мешать учебе, – озабочено добавила она.
– Что ты, мам! – с восторгом возразила Света. – Снежана такая умница! Она три языка знает, кроме русского. В Лондоне два года прожила.
– А почему переехала? Света пожала плечами:
– Она мне пока не говорила, а спрашивать я постеснялась.
– А ты поинтересуйся, – сказал папа, – мне это кажется странным, что родители привозят ребенка из другой страны и отдают в другую школу за месяц до окончания учебного года.
– Но ведь и мы также поступили со Светой, – возразила Тамара Георгиевна, – и у нас были для этого серьезные причины.
Папа промолчал, видно сраженный этим аргументом. А Света призадумалась. Мама, сама того не ведая, навела Свету на подозрительные мысли. Родители не знали, какие причины заставили их дочь сменить школу. Но сама Света ни на минуту об этом не забывала. Так, может быть, папа прав, и у Снежаны есть какая-то тайна. И почему по классу пробежал такой странный шепоток, как только вошла Ровенская? Почему девочки с таким пренебрежением проходили мимо нее, не выказывая ни малейшего желания заговорить с новенькой? А ведь Снежана совсем не чета ей, Свете, и, как было понятно из рассказов Ровенской о себе, превосходила по материальному уровню чуть ли не всех остальных лицеисток.
«В чем же тут дело?» – снова и снова спрашивала себя Света, ложась спать. А когда уже сомкнулись веки, возник еще один вопрос, мигом согнавший с нее весь сон: «Почему Снежана из всех девочек выбрала именно меня? Чем я лучше? А может быть, хуже других? А что, если ни одна лицеистка, кроме меня, не стало бы общаться с Ровенской?» У Светы холодок побежал по спине от этой мысли. «Они наверняка что-то о ней знают. Это сразу было понятно! Я во что бы тони стало должна выяснить, в чем тут дело. Это нужно будет сделать завтра же».
Утром, за завтраком Света улучила момент, когда папы не•было на кухне, и заговорила с мамой
– Нина Викторовна хочет тебя видеть, я забыла вчера тебе об этом сказать.
– Что-нибудь по учебе? – взволновалась Тамара Георгиевна.
– Нет, с учебой все в порядке, просто она хочет с тобой пообщаться;
– Как-нибудь загляну к ней, – небрежно махнула рукой мама, – когда время будет.
– Зря ты так, – осторожно начала Света. – Нина Викторовна просила меня передать тебе, что она хотела бы тебя видеть. Я сказала, что обязательно передам. А если ты не придешь, то она может подумать, что нужна была тебе только из-за меня.