Золушки из трактира на площади
Шрифт:
Кай поднялся, запахивая плащ.
– Вид с моря еще лучше. Идем со мной!
– Куда? – заинтересовалась Матушка.
Он загадочно улыбнулся.
– Подожди! – спохватилась Бруни. – Я только провожу молодых!
Изрядно потрепанный экипаж выглядел так, будто лошадки самостоятельно распряглись, знатно поужинали астрами и хризантемами, а потом вернулись в упряжь. Шафера как раз загружали молодых, когда подошла Матушка. Взглянув на Ваниллу, она поняла, что говорить сейчас подруге что-либо вообще бесполезно. А вот его светлость Андроний Рю Дюмемнон держался молодцом и даже умудрялся связывать
Поймав шута за рукав, Бруни поцеловала его в щеку и шепнула:
– Спасибо тебе!
– А? – он перевел на нее осоловевшие глаза. – А-а-а! Дык не за что, маменька!
– Ты едешь? – спросила, проходя мимо, Персиана. – Мы с Мархом и детьми будем во-он в той телеге, давай с нами? Или, – она хихикнула, – останешься с кавалером?
– Останусь, – улыбнулась Матушка и направилась назад.
– Готова? – спросил ее Кай, когда она вернулась.
– К чему? – удивилась Бруни.
Он обнял ее и, крепко прижав к себе, укрыл плащом. А потом что-то сделал со своим кольцом, которое носил, не снимая, на среднем пальце правой руки – то ли повернул, то ли надавил на камень. Мгновенная вспышка скрыла площадь с уже угасающими кострами. Матушке показалось, что она падает в пропасть. Вскрикнув, она уцепилась за любимого и прильнула к его груди. Затем она почувствовала знакомый запах – йода, водорослей, соли, и услышала мерный шум моря. Бруни распахнула глаза и развернулась – перед ней была та самая пристань, где стояла яхта Кая. Судно сонно покачивалось на волнах, белея в темноте кормой.
В тишине, наполненной Матушкиным изумлением и нарушаемой лишь свистом ветра и шумом волн, Кай провел ее на корабль, усадил, а сам занялся швартовыми.
– Это была магия? – наконец нашла в себе силы спросить Бруни.
Кай поднял парус и встал у штурвала. Ответил коротко:
– Да.
Потом, увидев, что она ждет продолжения, пояснил:
– В перстень вставлен портальный камень, настроенный на те места, где я бываю чаще всего. Дорого, но сильно бережет время!
– И много таких мест?.. – заинтересовалась Матушка и тут же оборвала себя: – Ой, прости! Это не мое дело!
– Казармы, магистрат, – спокойно начал перечислять Кай, будто не услышал ее последних слов, – дворец, мое загородное поместье и охотничий домик, а также трактир некоей почтенной Матушки Бруни… Вроде все!
«Почтенная Матушка» подошла к нему сзади, обняла и прижалась щекой к широкой, теплой и уютной спине. Ей захотелось уснуть стоя, лишь бы не отрываться от плотной шерсти его плаща.
Так они и плыли: он закрывал ее от сильного свежего ветра, а она грела его спину, бездумно глядя на черные волны.
Спустя некоторое время Кай развернул яхту носом к слабо светящейся подкове побережья и закрепил штурвал.
Вишенрог засыпал. С земли в небо поднимались лишь несколько столпов света – от дворца, от башни Ласурского Архимагистра и от обоих университетов. Неярко тлели, словно уголья, подернувшиеся пеплом, храмы и трактиры – эти две крайние точки векторов человеческих судеб. Как вдруг в небо над портом порхнула стая золотых голубей с розами в клювах. Море заглушало приветственные крики участников свадебной кавалькады, но Бруни не сомневалась, что те, кто «дожил» до фейерверка, не оставшись лежать на площади и не потерявшись
Голубей сменила белая кошка с голубыми глазами – любимица Индари, несущая на хвосте обручальные кольца. Она важно прошествовала с востока на запад, и в звездных следах ее лап вырастали тюльпаны и маргаритки: алые, желтые, бордовые, малиновые, белые. Затем последовал классический залп магического салюта – огненные колеса, катящиеся по небу и рассыпающие драгоценные искры, пальмы светящихся лучей, мерцающие облака, будто вуали, скрывающие чью-то лукавую улыбку.
Кай в небо не смотрел: ласкал взглядом профиль любимой, отмечая тени усталости под глазами и у висков, нежность чуть вздернутой верхней губы, густоту пушистых ресниц, завиток темных волос у маленького ушка.
– Завтра мне надо будет уехать из Вишенрога, – прошептал он, сожалея, что приходится портить удовольствие, – на несколько недель по делам службы.
Матушка тут же обернулась, позабыв о фейерверке. Прямо над яхтой вырастал в небе разноцветный шутовской колпак, с бубенцов которого срывались шипящие искры и падали в море.
– Зачем?
– Принц проводит ежегодную инспекцию пограничных гарнизонов. Офицерам гвардейских полков положено сопровождать его.
На глазах Бруни показались слезы. Небесные огни блестели в них, будто стая серебряных рыбешек.
– Не хочу… – прошептала она. – Не хочу тебя отпускать!
Кай прижал ее к себе.
– И я не хочу быть без тебя. Знаешь, я вернусь и…
Он вдруг замолчал.
– Что? – она подняла на него несчастные глаза. – Ты – что?
…Из шутовского колпака, как апофеоз любви новобрачных, появилась гигантская морковка со сверкающей ботвой…
Кай вздохнул, разглядывая морковку.
– Давай оставим этот разговор до моего возвращения, – предложил он. – Просто помни: я люблю тебя и хочу быть с тобой. Договорились?
Матушка хлюпнула носом. Очень осторожно Кай стер слезы с ее щек и подхватил Бруни на руки.
– Хочешь, проведем ночь здесь, а утром я перенесу тебя к трактиру? Прямо к открытию? – поинтересовался он, лукаво улыбаясь.
Бруни запустила холодные пальцы в кудри любимого и потянулась к его губам. Зачем говорить, если ветер поет, а волны рассказывают неумолчно о том, что такое любовь?
Кай торопливо завтракал за своим столиком.
Когда он вернул Матушку в трактир, она, уперев руки в бока и встав в дверном проеме, заявила, что он никуда не уйдет, пока не поест, раз уж ей не суждено кормить его в ближайшие несколько недель. Он хотел было возмутиться, но, разглядев решительное выражение ее лица, покорился со странным чувством удовлетворения.
На завтрак Матушка подала дорогому гостю омлет с помидорами и сыром, свежайшую розовую ветчину на ломтях серого хлеба и большую кружку горячего морса, а затем отправилась на кухню, где выслушала традиционную порцию жалоб Пиппо на погоду и ворчания старшей Гретель на головную боль и «эту неумеху, которой любовь под подол ударила, а в руках отозвалось».
– …И оттого у нас уже две кружки разбиты, и морковь неровными кружочками нарезана…
Виеленна вяло огрызалась. Голова после свадебных возлияний болела не только у старшенькой.