Золушки из трактира на площади

Каури Лесса

– Вы его видели?

В улыбке горничной впервые промелькнуло что-то человеческое.

– О нет, дитя! Просто я хорошо знаю мастера. Одевать любовницу так, чтобы радовать и удивлять короля и при этом угодить самой даме – дело не из легких. Но Артазель – гений кройки и шитья, он творит шедевры, которые заставляют его величество не отводить глаз от моей хозяйки. Признаюсь, – она излишне скромно улыбнулась, – в этом есть и моя заслуга!

– Герцогиня?..

Бруни оборвала себя. Она все прекрасно поняла, но удивилась, с каким достоинством горничная

говорит о поведении хозяйки. Быть королевской любовницей – есть в этом что-то предосудительное или нет? Вообще быть любовницей?..

– Быть любовницей его величества – огромная честь и высочайшая ответственность! – будто угадав ее мысли, кивнула Сузон и сделала вид, что не заметила румянца, вспыхнувшего на щеках девушки.

Она взяла Бруни за руку и подвела к туалетному столику Ваниллы, заваленному всякими бантиками, платочками, баночками с помадой и румянами, флакончиками духов, разноцветными камушками и перышками. Сейчас все это великолепие было небрежно отодвинуто в сторону, а на столешнице красовалась удивительная шкатулка со множеством выдвижных ящичков, заполненных рядами самых разных шпилек с каменьями и жемчугом, роговых гребней для волос разной густоты, аккуратно свернутых лент и… накладных кос. Последние произвели на Бруни сильное впечатление.

– Хорошие волосы дороги во все времена! – пожала плечами Туссиана, заметив ее взгляд. – Но не бойся, тебе это не грозит! А теперь сиди ровно!

Матушка затаила дыхание.

Горничная колдовала с прической недолго. Две изящные косы с пропущенной сквозь пряди тонкой золотой лентой сходились на затылке в простой «низкий» хвост, да выпущенные с обеих сторон пряди подчеркивали овал лица.

– Такой день я не стану портить вдовьей прической, – пояснила Туссиана, когда Бруни разглядывала себя в зеркале, удивляясь тому, как послушно, изящно и непривычно лежат волосы. – Но, с одной стороны, косы заплетены – а значит, правила соблюдены, а с другой – ты выглядишь свободной женщиной. Как долго ты планируешь оставаться вдовой?

Матушка открыла рот, чтобы ответить… И закрыла. Пожала плечами.

– Преступление – такой, как ты, коротать век в одиночестве! – улыбнулась ей в зеркале Сузон.

Как-то так улыбнулась… многозначительно. Румянец на щеках Бруни, начавший было бледнеть, вспыхнул с новой силой.

С неожиданным сочувствием горничная герцогини сжала на миг ее плечи и отпустила.

– Иди одевайся, дитя! – приказала она. – Хочу увидеть всех вас в платьях! – И лукаво добавила: – Кажется, только что прибыли шафера!

Бруни пробормотала слова благодарности и поспешила прочь. Разговор вверг ее в смятение и заставил вспыхнуть в полную силу постоянную тоску по Каю. Сейчас хотелось лишь уткнуться лицом ему в грудь, затихнуть в кольце сильных рук и не думать ни о прошлом, ни о будущем, и не клясть настоящее!

Ванилла и Персиана, приплясывая от нетерпения, ожидали подругу в комнате матушки. Когда Бруни вошла, они многозначительно переглянулись.

– Шафера пришли! – крикнула снизу Ровенна. –

Спускайтесь!

– Платье, платье! – заторопила Ванилла подругу. – Бруни, одевайся быстрее! Персиана, выгляни в окно – что они там делают?

– Кажется, будят кучера, – спустя минуту с сомнением произнесла та. – А он, собака, просыпаться не спешит!

– Ах! – нервически вздохнула невеста.

– Не боись! – снисходительно посмотрела на нее сестра. – Коли не добудятся – свалят на скамью в кухне, а мой Марх его место займет. – И добавила с гордостью за мужа: – Он у меня с любой лошадью справится!

Платье всколыхнулось, надувшись невиданным парусом, и на мгновение полностью скрыло владелицу. А когда волны ткани легли в штиль, и Ванилла, и Персиана не сдержали восхищенного вздоха.

Крой не скрывал, но подчеркивал высокую грудь Бруни, ее тонкую талию, плавный изгиб бедер, при этом не открывая ничего лишнего. Нежный оттенок ткани придавал коже аристократическую бледность и делал ярче глаза – серо-голубые глаза Эдгара Морехода, будто впитавшие в себя морскую глубину и небесную синь. Золотой пояс-шнур идеально гармонировал с лентой в волосах и туфельками, на которые Бруни поглядывала с опаской – уж очень они были изящ ны и расшиты золотом и бисером так, что дух захватывало!

– Знаешь, красава, – явно подражая любимому, протянула Ванилла, – вот что скажу тебе: и во всем дворце, среди множества благородных дам и фрейлин, чьим единственным занятием является собственная красота, я не видела такой очаровательной молодой женщины, как ты!

– Дело говорит! – серьезно кивнула ее сестра. – Бруни, давай выдадим тебя замуж? С мужиком ты еще больше расцветешь, а когда детишками обзаведешься, и сама Индари порадуется, на тебя глядючи!

Матушка тихонько качнула головой, будто отказывалась.

– Коза упрямая! – рассердилась Ванилька. Схватила ее за руку и подтащила к зеркалу. – Да ты посмотри на себя – и благородному не стыдно такую в дом женой ввести!

– Ждут нас! – буркнула в ответ Бруни и вышла из комнаты, даже не кинув взгляд на отражение.

Однажды она уже видела себя в коварной глубине стекла – рядом с мужчиной в синем мундире… И это причинило боль.

– Невестушка! А? Невестушка!!! – зазвучал с улицы мощный баритон Томазо Пелевана, назначенного, наравне с Мархом и еще двумя родственниками Пипа, шафером. – Выходи уже, жених небось заждался!

Словно подтверждая его слова, завыла волынка и загрохотал барабан. А затем в эти дикарские звуки вплелся тягучий смех невесть откуда взявшейся скрипки.

– Подарки драгоценной Ванилле Селескин от жениха, – объявил хорошо поставленный голос, перекрывший даже звуки музыки, – от Короля Шутов и Повелителя Смеха, от Господина Шуток и Хозяина Толп, от любимого шута его величества короля Редьярда Третьего – благородного Андрония Рю Дюмемнона!

Ванилла, спускавшаяся по лестнице вслед за Бруни, неожиданно пошатнулась и чуть не упала, но была вовремя прихвачена крепкими руками Персианы.