Золушки на грани. Без купюр

Лукас Ольга

Федор согнал принца с дивана, отобрал у него пульт дистанционного управления, увел негодника в свою мастерскую и слегка подкорректировал.

На следующий день кукла проснулась от неприятного ощущения, что кто-то пристально на нее смотрит. Ну, так и есть! Принц вошел в ее комнату, даже не спросив разрешения, стоял у стенки и с м о т р е л..

— Как поживаете, принц? — спросила кукла, натягивая одеяло по самые глаза.

Но принц не стал с ней разговаривать. Он только смотрел на куклу, любовался ее светлыми локонами, разметавшимися по кружевной подушке.

— Федор, он что, совсем

идиот? — заплакала кукла. Последний раз она плакала из-за того, что не могла неделю придумать никакое новое желание, так что мастер сам за нее что-то придумал.

— Пускай он, что ли, не будет таким поленом! Его ведь совершенно невозможно полюбить!!!

Следующая модель принца была куда сообразительнее и разговорчивее прежней. Кукла сверилась с самой последней статьей о Великой любви и втюрилась в него по уши. Но принц не собирался связывать с куклой свою жизнь. Она казалась ему красивой, даже прекрасной, но независимость он ценил дороже, чем возможность обладать куклой, пусть и такой замечательной.

Кукла впала в депрессию, проглотила упаковку витаминов и сказала Федору с принцем, что сейчас умрет. Принц ответил, что именно такой — молодой и прелестной — он запомнит ее навсегда. Кукла так разозлилась, что даже умирать раздумала.

— Федор! Ну я ведь замуж хочу! Сделай ты с ним что-нибудь!

Принц 4.0, хозяйственный и покладистый, предложил кукле руку и сердце, а Федор выделили им на первое время одну из своих комнат. Целых две недели кукла варила борщи, стирала носки и наслаждалась Великой любовью. Как вдруг в свежем журнале для прогрессивных кукол ей попалась статья о том, что ее Великая любовь на самом деле — банальное Домашнее рабство, что у принца надо отобрать молоток, отвести его в кино и вообще зажить с ним не только личной, но и светской жизнью.

Хозяйственный и домовитый принц искренне не понимал, зачем нужно ходить в кино, если есть бесплатный телевизор. Вон, Федор не ходит ни в какое кино! А Федор — настоящий мужик! Принц очень уважал мастера за то, что он был хозяином большой квартиры, а, значит, умел зарабатывать деньги.

— Не нужен мне такой приземленный принц! — снова плакала кукла, — Я подаю на развод!

…светский принц оказался слишком падок на других кукол…

…верный принц оказался слишком ревнив и замучил куклу своими беспочвенными подозрениями…

…доверчивый принц оказался слишком глупым…

Потом кукла просто потеряла им счет.

— Ну, чего ему еще не хватает? — устало спросил Федор, когда кукла забраковала очередную версию принца.

— Ничего ему не хватает. И с меня хватит. Я прочитала в одном журнале, что Великая любовь — это все выдумка, при помощи которой принцы лишают нас возможности делать карьеру. Я устраиваюсь на работу! Изобрети мне работу поинтереснее!

Федор не стал с ней спорить, работу изобрел, а принца слегка видоизменил и взял в подмастерья.

Теперь кукла — редактор самого модного журнала для кукол. Она пишет статьи про Великую любовь, про Домашнее рабство, про Светскую жизнь, а по вечерам смотрит с Федором и его подмастерьем телевизор, выбирая темы для очередных материалов.

Дело мастера

В одном

небольшом городе жил человек, зарабатывавший на жизнь изготовлением волшебных палочек. Профессия досталась ему по наследству: и папа его резал и покрывал лаком волшебные палочки, и дед, и все предки, с тех самых пор, как поселились в этом городе, а может быть, даже, и раньше. Человек не вдавался в подробности: он палочки делал.

Его товар не пользовался особенным спросом, но и с голоду помереть не давал: взрослые в волшебные палочки не верят, а дети ничего путного пожелать не могут, вроде того, например, чтобы захватить мир или получить миллион долларов. Им все больше какие-то глупости подавай. И вот, чтобы не подавать своим детям глупость за глупостью, неразумно балуя их тем самым, родители ограничивались волшебными палочками. За ними даже из ближайшей деревни какой-то безумный садовод приезжал: он приноровился привязывать к волшебным палочкам рассаду.

Время шло, дети махали волшебными палочками и получали разные глупости, взрослые ставили детей в угол, если глупости выглядели особенно неправдоподобно, мастер вырезал. Но вот как-то случилось у жителей города несчастье: жизнь подорожала, а источники дохода какими были, такими и остались.

Мастер по волшебным палочкам сначала ничего не замечал и продолжал заниматься своим делом. Дни шли за днями, а за подарками для детей никто почему-то не приходил. Мастер забеспокоился: уж не появился ли конкурент? Прихватив для маскировки сумку-тележку — будто бы на рынок за картошкой пошел, — он отправился бродить по улицам города с целью обнаружить конкурента и разобраться с ним старинным цеховым обычаем. Никакого конкурента, понятно, мастер не обнаружил, зато сообразил, почему дорогу к его дому забыли все, даже самые постоянные покупатели.

Другой бы вернулся домой, выбрал волшебную палочку покрепче, взмахнул ей и пожелал, чтобы все в городе стало по-прежнему, а может быть даже ещё лучше. Но мастер, как всякий взрослый, не верил в магическую силу своего товара. Поэтому он сгреб, не глядя, в мешок все, что успел нарезать за это время, сунул туда же пару белья, вязанку сушеных грибов, сковородку и зонтик и отправился из маленького города в большой, где, как он думал, дела обстоят получше. И был он там страшно подавлен известием о том, что в большом городе даже дети не верят в волшебные палочки. Потому что им некогда: учиться надо и овладевать престижными профессиями, а которая из профессий станет престижной через месяц-другой не могут им подсказать даже ведущие аналитики. Так дети и бегают из одного элитного детского садика в другой, пока окончательно не смирятся со участью неудачника, с младых ногтей загубившего свою жизнь на корню.

Мастер сидел в кафе и проедал зонтик. Идти ему было некуда, да и не хотелось как-то. Надо было доедать и выметаться на биржу труда: возможно, там ему предложат какую-нибудь менее бесперспективную работу, чем изготовление волшебных палочек.

За соседним столиком в этот момент обедала пара малышей из яслей для особо одаренных, располагавшихся в резном двухэтажном домике напротив.

— Хозяин, а где зубочистки? — возмущенно закричал мальчик, когда официант принес им счет, — Чаевых не дадим!