Зоопарк в моем багаже
Шрифт:
В Бафуте для Минни была уже приготовлена большая клетка. Конечно, она никак не могла сравниться с просторным загоном, однако была достаточно велика, чтобы Минни не страдала в ней от тесноты. Потом-то обезьяне придется привыкать к маленькой клетке, в которой она поедет в Англию, но лучше приучать ее к этому постепенно, ведь до сих пор она жила совсем привольно. Попав в новую квартиру, Минни, одобрительно кряхтя, исследовала ее, постучала кулаками по проволочной сетке, повисела на перекладинах, испытывая их прочность. Мы поставили ей в клетку большую коробку с фруктами и белый пластиковый тазик с молоком. Минни приняла угощение с радостными криками.
Весть о том, что мы привезли Минни, чрезвычайно
После взаимных приветствий и приятной беседы за первым стаканом я взял фонарь и повел Фона с его свитой в конец веранды к клетке Минни. Сначала нам показалось, что там пусто. Лишь подняв фонарь повыше, я обнаружил Минни. Она спала, повернувшись на бок, в одном конце клетки, где устроила себе удобное ложе из сухих банановых листьев. Подушкой ей служила собственная рука, а одеялом – полученный от нас старый мешок, которым она старательно укрылась, зажав концы под мышками.
– Ва! – удивленно воскликнул Фон. – Она спит, как человек.
– Да-да, – подхватили члены совета, – она спит, как человек.
Потревоженная светом и голосами, Минни открыла один глаз, чтобы проверить, из-за чего шум. Увидев Фона и его людей, она решила, что их стоит изучить поближе, осторожно откинула одеяло и вразвалку подошла к проволочной сетке.
– Ва! – сказал Фон. – Ну прямо человек, этот зверь.
Минни смерила Фона взглядом, сделала вывод, что его можно втянуть в игру, и выбила по сетке громкую дробь своими ручищами. Фон и его свита поспешно отступили.
– Не бойся, – сказал я, – она просто шутит.
Лицо Фона выражало удивление и восторг. Осторожно приблизившись к клетке, он наклонился и похлопал ладонью по проволоке. Восхищенная Минни ответила ему целым залпом, который заставил Фона отскочить и разразиться ликующим смехом.
– Поглядите на ее руки, на руки поглядите, – вымолвил он, – совсем как у человека.
– Да-да, руки у нее совсем как у человека, – подхватили советники.
Фон опять постучал по сетке, и Минни снова ответила тем же.
– Она выбивает музыку вместе с тобой, – сказал я.
– Верно, верно, это музыка шимпанзе, – согласился Фон, покатываясь со смеху.
Воодушевленная успехом, Минни два-три раза пробежалась по клетке, выполнила на шестах два задних сальто, вернулась к сетке, села, схватила пластиковый тазик и напялила себе на голову – получилось до смешного похоже на стальной шлем. Этот трюк вызвал такой взрыв хохота у Фона, его советников и жен, что в ответ залаяли все деревенские собаки.
– Она надела шляпу... шляпу, – вымолвил Фон, от смеха складываясь пополам.
Видя, что оторвать Фона от Минни мне вряд ли удастся, я попросил принести стол, стулья и напитки и поставить их на веранде рядом с клеткой. Около получаса Фон то прикладывался к стопке, то прыскал со смеху, а Минни вела себя, как заслуженный цирковой артист. В конце концов, утомленная собственными выходками, она села у решетки вблизи от Фона и стала внимательно наблюдать за ним. Шлем все еще был у нее на голове. Фон широко улыбнулся Минни, потом наклонился к ней – всего каких-нибудь шесть дюймов отделяли его лицо от морды шимпанзе – и поднял руку со стаканом.
– Будь-будь, – сказал Фон.
К моему великому удивлению, Минни в ответ вытянула трубочкой свои длинные подвижные губы и издала на редкость смачный, протяжный звук.
Эта шутка вызвала у Фона взрыв такого громкого и продолжительного смеха, что и мы, глядя на него, тоже расхохотались. Но вот он взял себя в руки, вытер глаза, наклонился и фыркнул на Минни. Увы, перед ней он был жалким дилетантом. Звук, которым ему ответила обезьяна, раскатился по веранде пулеметной очередью. Пять минут продолжалась перестрелка, пока Фон не сдался, задохнувшись от смеха. Минни, бесспорно, превзошла его и по качеству и по количеству звука. Она лучше управляла дыханием, поэтому фыркала дольше и музыкальнее.
Наконец Фон собрался домой. Мы смотрели, как он шагает через широкий двор, время от времени фыркает на своих советников, и все покатываются со смеху. Минни с видом светской дамы, утомленной приемом гостей, громко зевнула, вернулась к своему ложу из листьев, легла, хорошенько укрылась мешком, положила руку под голову и уснула. И вот уже по веранде разносится ее храп – почти такой же громкий, как перед этим фырканье.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
К ПОБЕРЕЖЬЮ И В ЗООПАРК
Письмо с нарочным
Сэр!
Имею честь почтительнейше направить вам настоящее письмо, чтобы изложить следующее:
1. Я очень опечален, что вы оставляете меня, хотя мы расстаемся не по-плохому, а по-хорошему.
2. В этот печальный миг я почтительно и покорно прошу вас, моего любезного хозяина, оставить мне добрую характеристику, которая позволила бы вашему преемнику все узнать обо мне.
3. Хотя я работал у многих хозяев, ваше отношение я особенно ценю.
И если хозяин оставит мне что-то на память, это будет для меня дороже всех королевств.
Имею честь, сэр, быть
Вашим покорным слугой,
Глава седьмая
Зоопарк в нашем багаже
Настала пора готовиться к путешествию от Бафута до побережья. Но прежде чем отправиться в путь, надо было еще основательно потрудиться. По ряду причин возвращение – самая хлопотная и сложная часть зоологической экспедиции. Разместить животных на грузовиках и везти их целых триста миль по дорогам, которые больше всего напоминают разбитый танкодром, – уже само по себе дело не простое. А ведь нужно еще решить уйму важных задач. В порту должен быть заготовлен провиант на всю дорогу, так как без надлежащих запасов нельзя грузить на судно двести пятьдесят животных и выходить в трехнедельное плаванье. А чтобы на корабле не случилось побегов, необходимо тщательно осмотреть клетки и устранить поломки, неизбежные за полгода пользования. Надо укрепить проволочные сетки, сменить на дверях запоры, сделать новые полы взамен прогнивших – словом, тысячи всяких починок. Поэтому не удивительно, что приходится начинать приготовления к отъезду за месяц до того, как вы покинете базовый лагерь и двинетесь к морю. И учтите, что все, будто нарочно, обращается против вас. Местное население, потрясенное перспективой утраты столь бесподобного источника доходов, удваивает свои усилия, чтобы извлечь максимум прибыли, пока вы еще не уехали. А это означает, что вы должны не только чинить старые клетки, но и сколачивать новые, стараясь угнаться за внезапным притоком всяких тварей. У местного телеграфиста в это время наступает явное помрачение рассудка, так что важные телеграммы, которые вы отправляете и получаете, не понятны ни вам, ни вашему адресату. Судите сами, каково это. Вы с тревогой ждете вестей о закупке провианта на дорогу, и вдруг такая телеграмма: