Зорро
Шрифт:
– Кто-то лицедейством, чувством опасности, – подхватил дон Росендо.
– Есть, разумеется, и такие, – уклончиво ответил дон Диего.
– Сеньоры, вы, кажется, уходите в сторону от предмета разговора, – перебила Касильда. – Кого бы ни имели в виду все эти пасквили, точнее, что бы мы ни думали по этому поводу, шпильки столь явно направлены в нашу сторону, что мы просто не имеем права сидеть сложа руки и ждать, когда эта мерзкая газетка начнет уже совершенно беззастенчиво поливать нас грязью!
– Что ты предлагаешь? – обернулся к сестре дон Росендо. – Вызвать на дуэль редактора?.. Или, если он струсит, заставить
– А почему бы и нет? – с жаром воскликнула Касильда. – По крайней мере, эти негодяи поймут, что нас нельзя оскорблять безнаказанно!
– Что ж, – пробормотал дон Росендо, оборачиваясь к дону Диего, – по-моему, в словах сестры есть определенный резон. Я готов последовать ее совету, причем не откладывая ни на мгновенье!
И дон Росендо решительно поднялся из своего кресла и даже протянул руку к колокольчику, намереваясь вызвать кого-то из слуг и приказать оседлать своего жеребца.
– Того же самого, на котором я ездил на костюмированный бал, – с усмешкой объявил он собеседникам, когда мелодичный звон растворился в душном полуденном воздухе. – Тем самым я дам понять, что мне плевать на все их подозрения и доказательства!
В дверях бесшумно возникла представительная фигура Хачиты:
– Сеньоры желают еще кофе?..
– Нет, Хачита, я хотел бы ненадолго… – начал дон Росендо.
Но дон Диего коротким властным жестом остановил его.
– Не горячитесь, друг мой, – сказал он. – Сперва попробуем выяснить у почтенной сеньоры, когда она последний раз видела своего мужа Тилькуате. Скажи нам, Хачита?..
– В ту ночь, когда молодому господину стало совсем худо, – вздохнула индеанка.
– Выходит, с тех пор он не объявлялся? – продолжал расспрашивать дон Диего.
– Нет, сеньор.
– И ты не беспокоишься о нем, несмотря на то, что пишут о той ночи в газете?
– Я не умею читать, сеньор, но если вы мне скажете, что там пишут о моем муже, я буду вам очень признательна, – почтительно произнесла Хачита.
– Там пишут, что в ту ночь твой муж Тилькуате заманил некоего сеньора по имени Роке в пещеру, где стоит статуя Уицилопочтли, и там принес этого сеньора в жертву по обычаю ваших предков!
– Там вправду так пишут? – прошептала Хачита, с опаской поглядывая на стопку газет.
– Да, – подтвердил дон Диего. – Кроме того, там пишут, что в этой пещере укрыт знаменитый клад Монтесумы, по праву принадлежащий испанской короне!
– Но если он принадлежит испанской короне, – с достоинством заметила Хачита, – то пусть корона сама явится за ним!
– У испанской короны хватает других забот, – сказал дон Диего. – Кроме того, у короны есть верные слуги, которые не посчитаются ни с чем, чтобы защитить ее интересы и вернуть то, что принадлежит ей по праву!
– Слуги?.. Какие слуги?.. – захлопала глазами Хачита.
– Шериф!.. – Дон Диего возвысил голос и даже, по-видимому, для пущей убедительности, стукнул по столу кулаком. – Твоего мужа уже объявили преступником, убийцей! – продолжал он, вскочив со своего кресла и потрясая над столом растрепанной газетной пачкой. – За его голову обещана награда в десять тысяч песо!.. А ты представляешь себе, какие это огромные деньги? Все окрестные
– Что же ему делать, сеньор? – запричитала Хачита. – Он ведь тоже не умеет читать и потому, наверное, даже не подозревает, что за ним охотятся!
– Но теперь об этом знаешь ты, – многозначительно подмигнул дон Диего.
– Да, сеньор, – кивнула Хачита. – Я вас поняла, сеньор!
– А раз так, то можешь идти, – сказал дон Росендо. – Нам сегодня уже ничего не понадобится.
Глава 2
Тилькуате объявился среди ночи. Дон Росендо не столько увидел его в полумраке озаренной ночником спальни, сколько всем существом вдруг почуял присутствие постороннего за оконной шторой. Этого было достаточно, чтобы незаметно потянуться к спрятанному в изголовье кинжалу – выстрел разбудил бы весь дом – и, зажав в кулаке его гладкую рукоятку, приготовиться к отражению внезапного нападения. Но фигура за шторой оставалась неподвижной, и лишь когда дон Росендо слегка пошевелился, чтобы скинуть с себя одеяло и одним резким выпадом покончить с незваным гостем, из-за шторы послышался тихий знакомый голос:
– Не делайте этого, сеньор! Живой я буду наверняка стоить дороже, а вы, при своей доброте, конечно, нуждаетесь в деньгах…
После этих слов тяжелая складка портьеры отодвинулась в сторону, и в слабом свете масляной плошки перед молодым человеком предстал его верный слуга, облаченный в какие-то невероятные лохмотья и с бог весть откуда взявшейся клочковатой белой бородой, той самой, что скрывала лицо дона Росендо во время костюмированного бала.
– Старый Тилькуате не умеет читать, – заговорил индеец негромким голосом, – но старый Тилькуате умеет слушать! Когда вся Комала только тем и занята, что на все лады судачит об убийстве какого-то пьянчуги и о кладе Монтесумы, надо быть глухим, чтобы не слышать этой болтовни!
– Выходит, ты все это время был в городе? – спросил дон Росендо.
– Конечно, сеньор, – усмехнулся Тилькуате. – Где еще может скрыться человек, которого разыскивает вся округа? Десять тысяч песо!.. Старый Тилькуате редко держал в руках больше пятерки!..
– И теперь ты почему-то решил, что за эти деньги я с радостью сдам тебя нашему шерифу, так? – нахмурился дон Росендо.
– А почему бы и нет? – простодушно ответил Тилькуате. – Им я все равно ничего не скажу, жить мне и так осталось недолго, так пусть лучше эти деньги попадут в хорошие руки!
– Как ты можешь называть хорошими руки, которые предадут тебя мучительным пыткам? – удивился дон Росендо.
– Но в книге, которую накануне венчания читал нам с Хачитой ваш падре, ученики тоже предали учителя!.. Да-да, в этой книге, – и Тилькуате указал рукой на Библию, лежавшую на ночном столике в изголовье постели.
– Один предал, – возразил дон Росендо, – и был проклят во веки веков.
– Это все равно, – заявил Тилькуате. – Где один, там и все.
«А ведь он прав, – подумал дон Росендо. – Тот даже лучше, потому что предал открыто, при всех, за деньги, а остальные – тихо, молчком, ползком, по-фарисейски…»